Музей богов

Цифровые данные, хранящиеся в компьютере, содержат информацию о цвете и интенсивности свечения отдельных точек. Изображение на экране монитора — это плоская поверхность, заполненная светящимися пикселями. С картиной дело обстоит и того хуже. Если пораскинуть мозгами, она очень плохо изображает реальную трехмерную сцену. Картина показывает не реальный мир, в лучшем случае, проекцию кусочка этого мира. Плоскую, неполную проекцию, без трехмерной глубины. А то и вообще фантазия художника. Покрутите ее перед собой, взгляните под иным углом, и вы не узнаете ничего нового, кроме уже изображенного. Это скопление многочисленных мазков краски на холсте. Картина двумерна, в то время как настоящий мир трехмерен. Маша, мастерски используя свойства восприятия и правила перспективы, попросту обманывала зрителей, заставляя их мозги домысливать мнимую информацию и отражать в воображении объемную картину. Нет абсолютно никакой возможности установить, — является нарисованный предмет далеким и большим или близким и маленьким. Мозг домысливает то, что не содержится в наборе цветных мазков краски по холсту.

И как, интересно, этот двумерный нарисованный мир может повлиять на мир реальный?

Ломая голову над этой и другими разными жизненно важными вопросами, я привел себя в порядок и принялся соображать, что бы такое съесть на завтрак, дабы насытиться побыстрее и покачественнее. Ничего не придумав, я залез под душ и подставил лицо под брызгающие струйки. Прохладная вода позволила голове остыть и способствовала более внятному течению мыслей. Все-таки есть хотелось ужасно, но холодильник оказался практически пуст, и, проклиная все на свете, я оделся и направился к ближайшему продуктовому. Заказывать через интернет и потом еще ждать не хотелось категорически.

В магазине около контрольных весов сидел здоровенный черный кот. Явно тот самый, из моего, якобы, сна. Кот презрительно посмотрел на меня и мигнул одним глазом. Значит, не сон? Или реальный глюк? Кот будто намекал, что никуда я теперь не денусь, и нечего рассчитывать на нереальность происходящего.

Я накупил всего необходимого, наполнил разными продуктами два пакета и пошел домой. Кот по-прежнему сидел — где сидел, лишь проводил меня снисходительным взглядом. Уже в подъезде, повинуясь внезапному порыву, проверил почтовый ящик, в котором обнаружилась повестка к следователю. На сегодня. Бумажка лежала там со среды, и если бы не случайность (бумажную почту я проверяю от случая случаю, не чаще раза в неделю) мог бы опоздать или вообще не прийти. Интересно, чем сейчас грозит такая неявка?

Начало дня прошло как-то быстро, и вот уже я сидел по другую сторону стола в одном из кабинетов, принадлежащих следственному комитету. Дознавателя звали Игорь Георгиевич Дубоделов. По-моему, с такой фамилией вообще нельзя работать «в органах». Надо менять или профессию, или саму фамилию. Однако моего следователя это ничуть не беспокоило. Он вообще казался очень уверенным в себе человеком. Разговор получился сравнительно длинный и сначала малоинтересный. В первый момент хозяин кабинета изучил мой паспорт, переписал оттуда фамилию, имя, отчество и, вроде бы, домашний адрес. После чего разъяснил мои права. Прав оказалось не так уж и много, да и разговор хотелось побыстрее завершить. Формальные вопросы, формальные ответы, ничего лишнего. Нет, меня ни в чем не подозревали, просто беседовали. Но под протокол и с участием диктофона, что означало официальное следственное действие. Видимо, Игорю Георгиевичу понадобилось исполнить ряд формальностей и выполнить необходимые по закону процессуальные нормы. Когда протокол был закрыт и подписан, следак выключил свой приборчик, и я, наконец, уже начал надеяться на скорое прекращение своего здесь присутствия. Однако дознаватель вдруг спросил:

— Ничего новенького по этой теме не вспомнили? Сообщить не желаете? Не под запись, без протокола?

— Вспомнил, — не зная для чего, сказал я.

Следователь поднял глаза, но ничего не сказал.

— Вспомнил, — повторил я, — и желаю сообщить. В нашу последнюю встречу Мария горько жаловалась на какие-то преграды, что ей чинят при проведении выставки. Ей даже сократили время экспозиции, несмотря на контракт.

— А подробности она не говорила? — больше для проформы спросил хозяин кабинета. Мое заявление, похоже, мало его заинтересовало.

— Практически нет. Подозревала, правда, что это как-то связано с той художницей, что выставлялась на первом этаже. Но там были только ее личные догадки, как я понял.

— Хорошо, проверим… — опять же без особого энтузиазма сказал мой собеседник. Потом ненадолго замолк и вдруг добавил: — Вообще-то, по закону, я не имею права вам говорить, но скажу.

— Тогда почему скажете?

— Будете смеяться, но так велело руководство. Как думаете, с какой радости? Не знаете? Вот я тоже пока не знаю. Но это — пока! На сегодня уже получен экспресс-анализ крови с места возможного преступления. Кровь не человеческая.

— А чья? — испуганно спросил я.

— Говяжья. Сейчас проверяют все мясокомбинаты.