Музей истории искусства Вена

Питер Брейгель Старший (между 1525 и 1530–1569) Крестьянская свадьба. Около 1568. Дерево, масло. 114x164

В 1567–1569 Питер Брейгель Старший написал несколько картин на темы народной жизни, за которые и получил свое прозвание Мужицкий. К этой группе работ относятся «Крестьянский танец» и «Крестьянская свадьба». Совпадение формата и стилистическое сходство позволяют считать их частью единого замысла.

Художник хорошо знал жизнь земледельцев. Известно, что, живя в Антверпене, он вместе со своим другом, купцом Хансом Франкертом, часто посещал деревенские свадьбы. Молодые люди представлялись родственниками жениха или невесты, поздравляли молодых и дарили им подарки. Присутствуя на торжествах, автор всегда внимательно изучал облик и поведение крестьян, их танцы и развлечения, потом тщательно воспроизводил увиденное.

Существует предположение, что в «Крестьянской свадьбе» живописец даже изобразил самого себя в облике человека, ведущего беседу с монахом. (По другой версии считается, что это приглашенный на праздник сеньор, ибо он одет в добротный камзол и вооружен шпагой.) Сильные, тяжеловесные фигуры крестьян показаны в прежде несвойственном Брейгелю крупном масштабе. Люди чинно беседуют, сидят за столом, стоят, ходят. Они действуют, но в то же время кажутся недвижимыми, словно изваяния. Совершенно застывшей выглядит главная героиня праздника — невеста. Место, на котором она сидит, выделено зеленым сукном и висящим над ней венцом. Розовощекая, дородная девушка производит странное впечатление: ее глаза полузакрыты, руки сложены. (По обычаю, невесте в день свадьбы было не положено что-либо делать, и молодая крестьянка имела редкую возможность побездельничать.) Художник намеренно монументализирует своих героев, подчеркивая в их образах вечное и великое природное начало. Эти люди неразрывно связаны с землей, на которой работают. Даже свадьбу они играют не в доме, а в амбаре — месте, предназначенном для труда и хранения урожая. Две связки колосьев висят на граблях, рукоятка которых глубоко воткнута в сложенную за спинами пирующих необмолоченную пшеницу. Именно она и служит фоном картины. Брейгель повсюду изображает зерно — настоящий символ жизни для крестьян, питавшихся в основном хлебом и кашей. Живописец использует теплые, естественные оттенки золотисто-желтых, коричневых, белых, красновато-оранжевых цветов — все это краски земли, полей и солнца. Жизненную силу природы, ее стихийную мощь олицетворяют и сами грубоватые, крепко сбитые и осанистые герои «Крестьянской свадьбы».

Питер Брейгель Старший (между 1525 и 1530–1569) Крестьянский танец. Около 1 568. Дерево, масло. 114x164

«Крестьянский танец» — картина, задуманная как парная к работе «Крестьянская свадьба», хотя и походит на нее стилистически, передает совсем иную атмосферу. Очевидно, что изображаемый художником сельский праздник имеет религиозный характер и связан с почитанием Богородицы или какого-либо святого. Однако у героев Брейгеля никаких добрых чувств это торжество не пробуждает. Автор подчеркивает совсем иное — в сцене безудержного веселья царит греховное забытье. Церковь виднеется вдалеке, но, кажется, о ней никто и не вспоминает. Изображенный на переднем плане танцор, выделяющийся заносчивой уверенностью в себе, с дерзким и лихим вызовом попирает ногой образованный двумя соломинами крест. К его шляпе прикреплена ложка — символ чревоугодия, а к платью его партнерши — ключ и кошелек, означающие корыстолюбие. Фазанье перо на головном уборе молодого человека, сидящего рядом с волынщиком, свидетельствует, что он одержим гордыней. Гневом охвачены готовые начать драку пьяные гуляки за столом. На тот же грех указывают и выставленные напоказ сабля и нож. Сладострастие символизирует обнимающаяся парочка. Чтобы смысл сцен стал еще очевиднее, Брейгель изображает на переднем плане брошенную на землю ореховую скорлупу — образ, отсылающий зрителя к нидерландской пословице о человеке, «променявшем спасение на лесной орех». Буйство греховных страстей разыгралось в большой церковный праздник: справа на дереве укреплен образ Богородицы, но люди отринули помышления о святости и, повинуясь лишь своим инстинктам, делают все наоборот.