Музей как лицо эпохи. Сборник статей и интервью, опубликованных в научно-популярном журнале «Знание – сила»

Отзвуки подобных настроений дошли до нас. «Сей же убо Филарет… – читаем в хронографе архиепископа Пахомия, – возрасту и сану был средняго, божественного писания отчасти разумел, нравом опальчив и мнителен, и владителен таков был, яко и самому царю боятися его». В ядовитой характеристике немало правды: Филарет действительно не утруждал себя чтением Священного писания, в вопросах обрядности мог много перепутать и переврать; с царствующим же сыном Михаилом, избранным на Соборе, поступал круто, даже, как будто, иногда прикладывал отеческую руку и кричал: «Дурень, блага своего не понимаешь!» Что уж тут говорить о думных чинах, которых патриарх «зело томляше заточенми необратными, и инеми наказанми». Однако в характеристике Пахомия нет главного: «великий патриарх» явился ко двору со своей программой, с твердым убеждением, что многочисленные – от династических до территориальных – противоречия неминуемо приведут к столкновению с Речью Посполитой. Понимая это, начал деятельно готовиться к войне.

И в замыслах своих Филарет выступает смелым и энергичным политиком. В начале тридцатых годов, благодаря его усилиям, стали вырисовываться контуры антипольского союза в составе Московского государства, Швеции и даже… Турции.

Был ли в курсе дел Филарета Никитича смоленский герой? Несомненно. Он принимает участие в переговорах самого высокого ранга, документы которых тщательно скрывают даже от думных чинов: «А что с ним (шведским послом Б. Бароном, – Авт.) он (М. Б. Шеин, – Авт.) о государевых делах говорил и тому записка особая, и та записка у думного дьяка Федора Лихачева в ящике».

Впрочем, для заносчивого боярина дипломатическое поприще мало подходило. Патриарх приберегал его для ратных дел, тем более что за Шеиным было безупречное и громкое прошлое. Начавшаяся война с Речью Посполитой привела в 1632 году его на пост главнокомандующего.

Затеянная патриархом война далеко не у всех вызывала сочувствие. Оппозиционные настроения вызвали взрыв негодования у Шеина. Если верить смертному приговору, вынесенному два года спустя, то «на отпуске у руки» государя боярин разразился гневной тирадой в адрес затаившихся недругов: мол, его-то службы известны, тогда как многие, покуда он служил, «по-запечью сидели, а сыскать будто было неможно». Словом, Шеин «поносил всю свою братью… с большой укоризною и службую и отечеством никого сверстником не поставил». По признанию думных чинов, они тогда, «не хотя его государя тем раскручинивати… умолчали». Но молчание, конечно, было порождено страхом перед всесильным Филаретом, нежели благородным стремлением не расстраивать мягкосердесного царя Михаила.

В поход русское войско вышло только в конце августа 1632 года. Время крайне неудачное для начала боевых действий и уж тем более для осады городов – шло осеннее ненастье, а за ним рукой подать и до зимних холодов. Но в выборе времени не было вины главнокомандующего так же, как и в затянувшемся, похоже, походе войска к Смоленску.

Под началом Шеина было сильное войско, но сам воевода оказался не на высоте поставленной задачи, собственной головой доказав, что защищать крепости много легче, чем брать. По-видимому, свою роль сыграл и вспыльчивый характер боярина, который не советовался ни с иноземцами-полковниками, ни с товарищами-воеводами, пребывая в «гордости и упрямстве».

Осада Смоленска началась в декабре 1632 года, а весной, по изъеденным оттепелью дорогам, с превеликим трудом подтащили из Вязьмы «большой наряд» и стали по городу бить «в день и в ночь». Войска несколько раз приступали к стенам, неудачно. А 25 августа 1633 года на помощь осажденному Смоленску явился недавно избранный на польский престол Владислав IV, тот самый «королевич» Владислав, которому в 1611 году присягали русские люди. В итоге командующий русской армией, не сумевший толком распределить силы, сам оказался в осаде.

Но главным ударом для «большого воеводы» стала неожиданная смерть патриарха Филарета. Скончался он в ночь с 1 на 2 октября 1633 года, и подобно тому, как его появление в 1619 году при царском дворе привело к большим изменениям в политической жизни, так и уход резко изменил ситуацию при дворе: из ссылки возвращаются польские «доброхоты», которых Филарет отстранил от власти.

Лишившись высокого покровителя, Шеин, должно быть, теряется в догадках: в Москве ищут мира, и, значит, ему надо менять образ действий. Положение воеводы осложняется тем, что он почти лишен связи с Кремлем: поляки перехватывают «проходцев», выуживая тайные грамотки из пустых посохов и из-под стелек сапог. При этом они спешат испортить настроение боярина: «Нам подлинно известно о всех ваших планах», – похваляется в своем послании царскому воеводе князь Радзивилл в декабре 1633 года.