Музей Квартира Пушкина на Арбате

Наверное, во всех этих увеселениях была для Пушкина и радость. Наверное, он был счастлив, любуясь на полудетский восторг Натальи Николаевны. Наверное, было приятно внимать восхищенному шепоту «она прелестна», «красавица писаная», «совершенство красоты», «прелесть как хороша». И все-таки он предпочитал тишину своего кабинета или долгие разговоры с друзьями. Все-таки лучше было сидеть с Баратынским и читать ему только что законченные «Повести Белкина», слушая, как экспансивный Евгений Абрамович «ржет и бьется» от удовольствия. Или болтать с Нащокиным. И среди всех балов, обедов и визитов его не оставляли тревога и мысли об утраченной независимости. Он любил повторять шутку Баратынского о том, что «в женихах счастлив только дурак; а человек мыслящий беспокоен и волнуем будущим. До селе он я - а тут он будет мы. Шутка!»

Необходимость постоянных столь непривычных, несвойственных ему меркантильных соображений, мелких денежных расчетов расхолаживала, замутняла жизнь. «Через несколько дней я женюсь: и представляю тебе хозяйственный отчет, - пишет он Плетневу около 16 февраля, - заложил я моих 200 душ, взял 38 000 - и вот им распределение: 1-1 000 теще, которая непременно хотела, чтоб дочь ее была с приданым - пиши пропало. 10 000 Нащокину, для выручки его из плохих обстоятельств: деньги верные. Остается 17 000 на обзаведение и житие годичное».

А это - из письма Нащокину: «…взял с собою последнюю сотню… коли можешь, достань с своей стороны тысячи две». И снова Плетневу: «Деньги, деньги: вот главное, пришли мне денег».

Расходы были огромные. Наталья Ивановна устраивала скандалы Пушкину и за отсутствие денег, и за его «безбожие». «Пушкин ей не уступал, - пишет биограф поэта П. В. Анненков, - и, когда она говорила ему, что он должен помнить, что вступает в ее семейство, отвечал: «Это дело вашей дочери, - я на ней хочу жениться, а не на вас». Подруга Натальи Николаевны Е. А. Долгорукова вспоминает: «Много денег пошло на разные пустяки и на собственные наряды Натальи Ивановны». «В самый день свадьбы она послала сказать ему, что надо еще отложить, что у нее нет денег на карету или на что-то другое. Пушкин опять послал денег».

Свадьба беспрестанно откладывалась. Эти проволочки дали богатую пищу для светского злословия. Сплетничали по-разному: и с оттенком снисходительного сожаления, и с тонкой иронией, и с откровенно злым ехидством - но всегда с удовольствием, со вкусом. В переписке современников отразились эти возбужденные пересуды вокруг пушкинской женитьбы. Не только в самой Москве, но и в Петербурге, и в дальних своих поместьях люди умирали от любопытства, ожидания, нетерпения. «Пожалуйста, словечко… об свадьбе Пушкина», - пишет из имения Липицы Смоленской губернии А. С. Хомяков. «В городе опять начали поговаривать, что свадьба Пушкина расходится; это скоро должно открыться: середа последний день, в который можно венчать… Нечего ждать хорошего, кажется; я думаю, что не для нее одной, но и для него лучше бы было, кабы свадьба разошлась». Это из письма московского великосветского сплетника А. Я. Булгакова. А вот из другого его послания: «Ну да как будет хороший муж! То-то всех удивит, никто этого не ожидает, и все сожалеют о ней». В таком же духе рассуждает бывший лицейский директор Е. А. Энгельгардт: «Пушкин собрался было жениться в Москве; к счастью для невесты, дело опять разошлось». «Жаль ее: она, верно, будет несчастлива. В нем только и было хорошего, что его стихотворческий дар, да и тот, кажется, исчезает…»

Надо сказать, что слухи, предположения, сожаления продолжались и после свадьбы. Сохранилось письмо некоего Протасьева родным из Москвы:

«Скажу тебе новость - Пушкин, наконец, с неделю тому назад женился на Гончаровой и на другой день, как говорят, отпустил ей следующий экспромт:

Кто хочет быть учен,

Учись.

Кто хочет быть спасен,

Молись.

Кто хочет быть в аду,

Женись.

Счастливое супружество!»