Когда стенографистка принесла отпечатанный протокол допроса, Стюарт прочитал его и подписал все три экземпляра. Потом мы опять остались одни. Я подошел к окну, открыл раму и высунулся по пояс, вдыхая свежий воздух.
Блондин остановился рядом.
– А что если я вам наврал? Что если я сделал ложные признания? Такое же возможно?
– Да, конечно, возможно.
– Убиты двое полицейских, – сказал он, смакуя каждое слово. – Моя фотография появится во всех газетах, и меня будут показывать по новостям.
Я кивнул, но на его лице появилась тень коварства.
– А что если я потом откажусь от этого последнего взрыва? Например, после того как моя фотография появиться в газетах?
– Вы этого не сделаете, – ответил я и указал рукой на улицу. – Посмотрите, сколько людей собралось там, чтобы взглянуть на вас!
Он перегнулся через подоконник, и остальное было секундным делом. Я поддел его за ремень и подбросил ноги вверх. Стюарт вопил почти до самой земли.
Пит уселся на табуретку возле стойки и заказал себе чашку кофе. На его лице появилась странная улыбка.
– Каждый день приносит что-нибудь новенькое. Еще пару часов назад я мог бы поклясться, что такие «стюарты» не прыгают из окон.
– Не горюй, – ответил я и пожал плечами. – У нас есть признание, а все остальное ерунда. Будем считать, что он сэкономил деньги налогоплательщиков.
Пит повернулся к стойке и с тоской осмотрел ряды бутылок.
– Знаешь, Фред, пока мы возились со Стюартом, у меня возникли сомнения об этом последнем взрыве. Я думаю, блондин тут ни при чем. Мне хотелось бы покопаться в этом деле поглубже. Просто так, из любопытства.
– Зря потратишь время, Пит.
– Это мое время, Фредди. И я не собираюсь просить за него деньги у нашего департамента.
Он лениво подлил себе сливок и попробовал кофе на вкус.
– Не буду утверждать, что Стюарт невиновен. Слишком многое говорит против него. Но у меня сложилось впечатление, что последнюю бомбу подложил не он.
Пит зевнул и посмотрел на часы.
– Я бы с удовольствием завалился поспать, но старики просили меня заглянуть к ним на парочку часов. Ничего… К десяти уже буду в своей постельке.
На этом мы и расстались. А около девяти часов вечера я приехал к Алине.
– Ну как? – спросила она.
В ее голове чувствовалось нетерпение.
– Мы получили признание, – ответил я. – По всем четырнадцати взрывам.
Алина улыбнулась и обвила мою шею руками.
– Наверное, ты был очень убедительным.
Я швырнул шляпу на кушетку и ответил на поцелуй.
– Стюарт подписал признание, а потом выпрыгнул из окна. Я оказался единственным свидетелем.
Она игриво укусила меня за подбородок и вдруг нахмурилась.
– Но не все еще кончено, милый. Остался Пит. Мне кажется, он что-то заподозрил. Во все сует свой длинный нос.
– Не беспокойся об этом, киска. Лучше приготовь постель.
Мы посмотрели друг другу в глаза.
– А Пит…
– Я сделал еще одну коробочку и полчаса назад оставил ее в квартире Пита. Он вернется туда к десяти. Как только у него зазвонит телефон, у нас больше не останется проблем.
В одиннадцать часов я набрал номер Пита. Так, на всякий случай.
Черный убийца
Джек Юстис с детства мечтал быть всадником – ковбоем, цирковым наездником или жокеем – все равно, лишь бы всадником. Вместо этого из-за странностей жизни он стал судьей, а затем сельским шерифом. И по иронии судьбы, его первое знакомство с Ральфом Бертоном, хозяином большой конезаводческой фермы, состоялось в тот день, когда жена Ральфа была убита лошадью. Несчастный и досадный случай. Гнедая кобыла Аниты испугалась змеи, взбрыкнула крупом, и женщина, сброшенная с седла, ударилась головой о камень. Она умерла мгновенно. Это видели все работники конюшни, и шериф, приехав на ферму, не стал проводить расследование, а просто выразил свое соболезнование.
Тот момент абсолютно не подходил для начала дружеских отношений. Тем не менее, между огорченным Ральфом и шерифом, которому хотелось быть всадником, проскочила искра симпатии, и на протяжении следующего года, пока конная ферма менялась на глазах, Юстис зачастил с визитами в конюшни радушного хозяина, постигая науку верховой езды.