Музей невинности

Я шел по улице, вдыхая прохладный воздух. Это придало мне бодрости, и я представил и даже поверил, что отныне меня ожидает счастливая жизнь, без бед и страданий. Вспомнил, что скоро мать пойдет посмотреть для меня на Биллур, красивую дочку Дагделенов. Но с каждым шагом, удалявшим меня от Фюсун, сердце мое рвалось на части. Поднимаясь вверх по улице, на холм, я ощущал, как оно бьется за грудиной, словно птица в клетке, чтобы выпорхнуть и вернуться туда, в тот дом, что остался позади. Но я намеревался покончить со всем этим.

Ушел я довольно далеко. Теперь мне хотелось чего-что, что отвлекло бы меня и придало уверенности; мне нужно было стать сильным. Я вошел в одну пивную, она уже закрывалась, и в клубах ярко-голубого табачного дыма залпом выпил два стакана ракы, закусив долькой дыни. Когда я выбрался на улицу, тело опять напомнило мне, что дом Фюсун все же ближе моего. Кажется, в тот момент я заблудился. В каком-то узком переулке в свете уличного фонаря ко мне приблизилась тень.

— О-о, здравствуйте!

Меня будто током ударило. Это был Феридун-бей, муж Фюсун.

— Какое совпадение! — съязвил я. —А я от вас возвращаюсь.

— В самом деле?!

Меня опять поразил юный — я бы сказал, детский — вид молодого супруга.

— Все время думаю об этом вашем фильме, — начал я. — Вы правы. В Турции надо снимать кино, как в Европе, чтобы оно было произведением искусства. Сегодня я не стал говорить с Фюсун об этом, ведь вас не было. Поговорим как-нибудь в другой раз.

В пьяной не меньше, чем у меня, голове Феридуна все смешалось от радости.

— Давайте я приеду во вторник в семь часов вечера, заберу вас из дома и мы куда-нибудь съездим? — предложил я.

— Фюсун тоже может поехать, да?

— Конечно. Мы ведь собираемся снимать кино, как в Европе, а в главной роли будет Фюсун.

И мы вдруг улыбнулись друг другу, как старинные друзья, у которых за плечами годы дружбы в школе и армии, а теперь появилась надежда разбогатеть. Я внимательно посмотрел в детские глаза Феридуна, и мы молча разошлись.

51 Счастье — это быть рядом с человеком, которого ты любишь

Помню, потом я пошел в Бейоглу, там ярко сияли витрины, и мне было радостно находиться среди людей. Я был так счастлив, что не мог скрыть это от себя. Мне, конечно, следовало бы считать себя униженным после того, как Фюсун с мужем пригласили меня домой, лишь бы я вложил деньги в их дурацкий фильм. Мне, наверное, даже следовало бы стесняться, но я был так счастлив, что позор совершенно не беспокоил меня. Из головы не шла торжественная картина премьеры: Фюсун с микрофоном в руках со сцены кинотеатра «Сарай» — а может, лучше «Иени Мелек»? — обращается к восторженному залу и благодарит создателей фильма, а больше всех—меня. Потом я тоже выхожу на сцену—богатый продюсер нового фильма, светские сплетники будут шептаться, что молодая звезда во время съемок влюбилась в меня и бросила мужа, а все газеты напечатают нашу фотографию, на которой Фюсун целует меня в щеку.

Нет особой надобности сообщать здесь о тогдашних моих фантазиях, которые, как благоуханные цветы, распускались один за другим, окутывая разум сладким дурманом. Ведь я, следуя примеру большинства турецких мужчин из моего мира, оказавшихся в подобном положении, вместо того чтобы пытаться понять, о чем мечтает любимая женщина, о чем она думает, сам мечтал о ней.

Через два дня я с Четином забирал Фюсун и ее мужа от дверей их дома. Как только мы с Фюсун посмотрели друг другу в глаза, я понял, что ни одна из моих грез не сбудется, но был так рад снова увидеть мою красавицу, что это не омрачило мое настроение. Я усадил молодоженов на заднее сиденье, сам сел с Четином, и, пока мы проезжали по улицам, укутанным тенями, неопрятным пыльным площадям, пока машина подпрыгивала на булыжниках мостовой вдоль Босфора, я то и дело оборачивался назад, чтобы сказать пару слов, и всякий раз во мне подымалась огромная волна счастья. От воды дул прохладный ароматный ветерок. Фюсун была в платье огненно-красного цвета на пуговицах, из которых три верхние оставила незастегнутыми. В тот первый вечер мы поехали в ресторан «Андон», что в Буюк-дере. Вскоре я заметил: из нас троих волнуюсь только я. Так будет и в последующие вечера, когда мы будем встречаться, чтобы обсудить создание нашего фильма.

Пожилой официант-грек почти сразу вынес на подносе закуски, и не успел я что-то выбрать, как Феридун-бей, чья самоуверенность вызывала во мне легкую зависть, тут же заговорил о делах: «Кино для меня — важнейшая вещь на свете, Кемаль-бей. Прошу вас, не смотрите на мой возраст, он ни о чем не говорит. Я уже три года работаю на главной нашей киностудии—„Йешильчам". Мне крупно повезло. Познакомился со всеми знаментостями. Монтажником, декоратором работал. Носил за всеми свет. Помощником режиссера тоже работал. Одиннадцать сценариев написал».

— И, кстати, по всем сняты фильмы, весьма удачные, — вставила Фюсун.

— Мне не терпится посмотреть эти фильмы, Фери-дун-бей.