Музей невинности

Три года назад, когда Тарык-бей узнал, что Фюсун при поддержке и с одобрения матери будет принимать участие в конкурсе красоты, разразился скандал. Но так как он очень любил дочь, то не устоял перед ее слезами и мольбами, хотя впоследствии, услышав разговоры окружающих, раскаялся, что потворствовал позору. Ему казалось, что конкурсы красоты, проводившиеся во времена Ататюрка — в первые годы Республики, — во время которых девушки в черных купальниках выходили на подиум и доказывали всему миру не только свою связь с турецкой культурой и историей, но и то, какими современными они стали, — вещь хорошая. Однако в 1970-е годы в этих конкурсах начали участвовать всякие вульгарные девицы без образования и воспитания — певички или будущие манекенщицы, и конкурсы совершенно изменились. Прежде ведущий аккуратно и вежливо спрашивал у какой-нибудь из участниц, за кого она мечтает в будущем выйти замуж, таким образом осторожно намекая, что девушка целомудренна. А теперь ведущие, спрашивая девушек, что те ищут в мужчинах (следовало отвечать: характер), гаденько хихикали, что было и на том конкурсе, в котором участвовала Фюсун. После этого Тарык-бей твердил зятю, жившему в его доме, что не желает, чтобы его дочь опять попала в сомнительную авантюру.

Фюсун боялась, что отец будет против ее съемок в кино и попытается им препятствовать, поэтому говорила о будущем фильме мужа так, чтобы Тарык-бей ничего не слышал. Во всяком случае, нам казалось, что он ничего не слышит, когда мы шептались о делах. Полагаю, Та-рык-бей просто делал вид, будто ничего не слышит, поскольку ему нравилось, что я проявляю такое внимание к его семье, и он любил выпивать и беседовать со мной вечерами. Этот самый художественный фильм поначалу служил мне весьма убедительным предлогом и помогал скрывать основную причину моих многочисленных визитов, хорошо знакомую тете Несибе. Глядя в доброе милое лицо Феридуна, я надеялся, что он ни о чем не подозревает, но потом стал думать, что он знает обо всем, однако доверяет жене, а меня не воспринимает всерьез и даже за спиной смеется, и я, конечно же, важен для его карьеры, так как без моей поддержки ему не снять фильм.

В конце ноября Феридун придал наконец сценарию законченную форму и однажды после ужина, на лестнице, под строгими взглядами Фюсун, торжественно вручил мне написанный от руки текст, чтобы я как будущий продюсер прочитал и сообщил свое окончательное решение.

— Кемаль, я хочу, чтобы ты прочитал это внимательно, — сказала Фюсун. — Я верю в этот сценарий и верю тебе. Не обижай меня.

— Никогда не обижу, дорогая. Это, — тут я указал на палку в руке, — так важно потому, что ты хочешь сниматься, или потому, что фильм будет настоящим произведением искусства, как в Европе?

— И то, и другое.

— Тогда знай, что фильм снят.

Признаться, в сценарии под названием «Синий дождь» не было ничего, что сообщило бы кому-то нечто новое, добавило что-то в историю нашей любви с Фюсун: почему-то Феридун, разумные рассуждения которого я с таким удовольствиям слушал прошлым летом, в своем сценарии повторил все ошибки турецких кинематографистов (подражание, наигранность, морализм, грубость, сентиментальность, коммерческий популизм и т. д.), достигших определенного уровня культуры и стремящихся создать произведение искусства, как на Западе,— в общем всех тех, кого он столь яростно ругал. Читая скучный результат его творчества, я подумал, что страсть к искусству—это болезнь, которая, как любовь, слепит наш разум и скрывает от нас реальность, заставляя забыть обо всем. В трех сценах Фюсун должна была сняться обнаженной — один раз, занимаясь любовью, второй раз — в ванне с пеной на манер фильмов французской «новой волны» и третий раз — прогуливаясь во сне по райскому саду. Их Феридун вставил явно из коммерческих соображений, и все три были совершенно безвкусны и не нужны.

Именно из-за этих сцен я не принял фильм, в идею которого и так не верил. И был просто вне себя и настроен решительнее, чем даже Тарык-бей. Таким образом, окончательно убедившись, что замысел съемок нужно отложить в долгий ящик, я сразу сообщил Фюсун с мужем, что сценарий отличный, поздравил Феридуна и сказал, что со своей стороны готов теперь приступить к действиям, а для этого хотел бы начать, на правах продюсера (при этих словах я со смехом представил себя продюсером), с набора технического персонала и кандидатов на роли — на усмотрение Феридуна.