Музей невинности

— Ты уже начала рисовать? Пожалуйста, покажи.

— Конечно.

Фюсун уже давно не делала рисунки птиц. Она бросила это занятие от хандры.

Мы вошли в дальнюю комнату, и я, раньше, чем самого Лимона, заметил недавно начатый рисунок.

— Феридун больше не приносит фотографий, — призналась Фюсун. —А я решила, чем рисовать с фотографии, лучше брать из жизни.

Ее спокойствие и то, что она говорила о Феридуне, словно их отношения остались в невозвратном прошлом, мгновенно вскружило мне голову. Однако я сдержался.

— Хорошо, что ты начала рисунок, Фюсун, красиво выходит, — задумчиво сказал я. — Лимон будет лучшей твоей работой. Говорят, если человек рассказывает о том, что хорошо знает, он добивается больших успехов в искусстве.

— Но реалистичной картинки не выйдет.

— То есть?

— Я не стану рисовать клетку. Лимон будет сидеть перед окном как свободная птица, только что сама прилетевшая.

В ту неделю я был на ужине у Кескинов еще три раза. После еды мы уходили в дальнюю комнату и обсуждали детали рисунка. Лимон без клетки казался счастливее, веселей. Потом говорили о том, чтобы поехать в Париж, в музеи.

Во вторник вечером я, глядя на свободного Лимона, произнес слова, которые заготовил заранее, хотя и волновался, как школьник:

— Милая, пора нам вместе уйти из этого дома, бросить эту жизнь,—прошептал я. — Жизнь коротка, годы проходят, а мы все упрямимся. Теперь пора нам быть вдвоем, уехать отсюда и стать счастливыми. — Фюсун делала вид, будто не слышит меня, но Лимон коротенько просвистел что-то в ответ. — Больше нам нечего бояться, нечего стесняться. Давай мы, ты и я, уйдем из этого дома и будем счастливы где-нибудь в другом месте, в нашем собственном доме, до конца наших дней. Тебе двадцать пять лет, у нас еще полвека жизни, Фюсун. За последние шесть лет мы немало вынесли, чтобы заслужить счастье на предстоящие пятьдесят! Теперь пойдем по жизни вдвоем. Хватит противиться, мы оба долго упрямились.

— Разве мы упрямились, Кемаль? А я и не знала. Не клади туда руку, птица пугается.

— Ничего он не пугается, смотри, ест у меня с руки. В нашем доме его место будет самым почетным.

— Папа сейчас забеспокоится, — сказала она, но как-то по-дружески, точно делилась со мной тайной.

В следующий четверг мы опять смотрели Хичкока— «Поймать вора». Но меня не интересовала Грейс Келли, я наблюдал за тем, как смотрит на нее Фюсун. Во всем — как билась у нее на шее синяя жилка, как шевелилась ее рука, лежавшая на столе, как она поправляла волосы и держала сигарету «Самсун»—я читал восторг от княгини-звезды.

Наедине Фюсун призналась: «Знаешь, Кемаль, говорят, у Грейс Келли тоже было плохо с математикой. И актрисой она стала после того, как была манекенщицей. Я только завидую ей, что она водила машину».

Рассказывая о фильме, Экрем-бей доверительно сообщил турецкому зрителю, будто речь шла о близком родственнике, что актриса погибла в автокатастрофе именно на той дороге и на том же самом углу, где ехала в злополучном фильме.

— Почему ты ей завидуешь?

— Не знаю. Когда она ведет машину, то кажется такой сильной, такой свободной. Наверное, поэтому.

— Если хочешь, я тебя немедленно научу.

— Нет-нет, не хочу.

— Фюсун, ты очень способная, я смогу научить тебя водить машину так, что ты получишь права за две недели и будешь спокойно ездить по Стамбулу. Стесняться тут нечего. Четин научил меня водить машину, когда мне было столько лет, сколько тебе. — Это было неправдой. —Тебе нужно только быть терпеливой и не нервничать, вот и все.

— Я терпеливая, — уверенно сказала Фюсун.

73 Фюсун учится водить машину

В апреле 1983 года мы с Фюсун начали готовиться к экзамену на получение водительских прав. После первого разговора о вождении—полусерьезного, полушутливого —на сомнения, капризы и недомолвки ушло еще пять недель. И я, и Фюсун сознавали, что наши занятия будут не только подготовкой к экзамену на водительские права, но и испытанием на прочность наших близких отношений. По крайней мере, так думал я. Это был бы наш второй экзамен, и меня обуял страх, что третьей возможности Аллах нам не даст.

Вместе с тем я понимал, что занятия позволят быть еще ближе к Фюсун, и радовался, что она сознательно делает такой шаг. С осознанием этой возможности мне становилось спокойнее, веселее и оптимистичнее. Солнце начало медленно проступать из-за облаков после долгой и темной зимы.

В один ясный весенний день, около полудня (была пятница, 15 апреля 1983 года, три дня после ее двадцать шестого дня рождения, которое мы отпраздновали шоколадными пирожными, заказанными мной в кондитерской «Диван»), я забрал Фюсун на «шевроле» от мечети Фирюз-ага, чтобы отправиться на наш первый урок. Машину я вел сам, Фюсун сидела рядом со мной. Она попросила меня встретить ее не у дома в Чукурджуме, а в пяти минутах ходьбы, подальше от любопытных взглядов обитателей квартала, на перекрестке вверху, на холме.