Музей невинности

Огромный сад с комплексом особняков, откуда некогда султан Абдул-Хамид, скрывшись от всего мира, управлял Османской империей, с огромным бассейном, где он, как маленький, возился со своим игрушечным кораблем (младотурки планировали взорвать его вместе с ним), после провозглашения Республики превратился в обычный парк, где стали кататься на машинах богачи с семьями и ездить те, кто учился водить. От друзей, вроде Хильми, Тайфуна и даже Заима, я знал, что смелые и страстные пары, которым негде было встречаться, часто прячутся здесь в укромных местечках за столетними платанами и каштанами. Всякий раз, когда отважные влюбленные попадались нам на глаза, мы с Фюсун подолгу молчали.

Наш урок обычно продолжался не более двух часов, хотя мне казалось, длится он как наши свидания в «Доме милосердия»; потом между нами воцарялась тишина, точно после бури.

— Поедем в Эмирган попить чаю? — спрашивал я, когда мы выезжали из ворот парка.

— Хорошо, — смущенно шептала Фюсун.

Я волновался, будто впервые встретился с девушкой, которую мне сосватали в жены родственники. Но когда мы ехали вдоль Босфора и затем, припарковавшись на бетонной пристани Эмиргана, пили чай, я был так счастлив, что лишался слов. Фюсун, усталая от нервного напряжения, либо молчала, либо говорила о машине и наших уроках.

Во время этих чаепитий за запотевшими стеклами «шевроле» я несколько раз пытался дотронуться до нее. поцеловать, но она, как порядочная девушка, которая не хочет до замужества пятнать честь никакими прикосновениями, мягко меня отстраняла. Но совершенно не сердилась и не грустнела, что меня радовало. Думаю, в такие мгновения я походил на провинциального жениха, который узнал, что девушка, на которой он собирается жениться, — строгих принципов и девственно чиста.

В июне 1983 года мы начали собирать документы, необходимые для экзамена на водительские права, и объехали с Фюсун почти весь Стамбул. Как-то, прождав полдня в очереди к невропатологу и в регистратуру Военной больницы Касымпаша, где в тот день по необъяснимым, сверхъестественным причинам собралась огромная очередь из будущих водителей, мы, получив справку, что нервная система Фюсун и ее рефлексы в норме, отправились гулять по окрестным улочкам и добрели до мечети Пияле-паша. На следующий день прождали четыре часа приема в Больнице первой помощи на Таксиме, а врач ушел домой, и мы, чтобы усмирить ярость, рано поужинали в маленьком русском ресторанчике в Гюмюшсую. По пути в другую больницу, куда нас направили, так как в нашей лор-врач взял отпуск, мы кормили симитами чаек с кормы парохода, следовавшего в Кадыкёй. Помню, однажды, отдав в регистратуру Больницы медицинского факультета Чапа документы и ожидая, пока их нам вернут, долго бродили по соседним узким улочкам и прошли мимо гостиницы «Фатих». Мне показалось, что гостиница, в одной из комнат которой я семь лет назад так страдал из-за Фюсун и где получил известие о смерти отца, будто призрак другого города.

Изготовив очередной документ, мы клали его в папку, испачканную пятнами от чая, кофе, чернил и масла, которую все время носили с собой, радостно уходили из больницы и направлялись в какую-нибудь маленькую закусочную, чтобы отметить свершившуюся победу. Мы смеялись, весело болтали, Фюсун курила, совершенно никого не стесняясь, не пытаясь прятаться, и иногда, не спрашивая разрешения, брала из пепельницы мою сигарету и, наподобие одного моего армейского приятеля, прикуривала от нее, радостно, с надеждой глядя на окружающий мир. Увидев, как светлеет моя несвободная, часто печальная возлюбленная, когда мы гуляем, как она засматривается на жизнь других людей, на уличную суету, заново открывает для себя чудеса города, я любил ее еще крепче.