Музей разочарований

— Пэн. — Ее голос был таким добрым, грустным, в нем я чувствовала ее любовь ко мне. На её глаза навернулись слезы, и я не могла смотреть на неё ни секундой дольше.

Я скрестила руки на груди и уставилась на свои ноги, изучая оставшиеся полоски загара от летней обуви.

— Черисс рассказала мне о том, что случилось прошлой ночью. Я хотела убедиться, что ты в порядке.

— Наверное, ты не очень удивилась, — поникшим голосом сказала я. — Ты же предупреждала, что это случится.

Она вздрогнула.

— Я не знала, что они начали встречаться! Клянусь, Пэн, поверь мне! Я бы сказала тебе.

Я равнодушно пожала плечами, всё внутри оцепенело. Я отвернулась от неё, вытащила из стопки грязного белья серый свитер Эфа и натянула его на себя, потом плюхнулась на кровать, и мне было все равно, что я выгляжу грубой и странной.

Одри взяла фотографию с моего стола. Она была сделана в День независимости прошлым летом. Тогда она, Эф и я разбили лагерь на крыше её дома и весь день готовили фруктовый лёд, пока не начался фейерверк. На снимке мы с Одри показывали Эфу языки, ярко-красные от мороженого, а он показывал рукой «знак неудачников»[24]; его губы были такими же ярко-красным, как наши. Я притянула колени к груди и натянула на них старый бело-зеленый плед, желая раствориться в них и исчезнуть. Форд неслышно вошел в комнату, покосился на Одри, затем вскочил на кровать и, громко мурлыкая, помял лапами мою ногу.

Одри поставила фотографию на место и сжала руки, как будто пыталась успокоиться. Она прокашлялась.

— Я скучаю по тебе, и мне очень жаль.

Я ничего не ответила.

— Прости меня за всё то, что произошло между нами за последние два месяца. — Она с трудом сглотнула. — Иногда быть твоим другом очень нелегко. У тебя такие высокие стандарты... Нет, они не плохие! Ты веришь в абсолютную дружбу и настоящую любовь, и твоё сердце такое удивительно большое... Я люблю это в тебе, Пэн... но я больше не Вивьен... не знаю, была ли я ей когда-то...

Форд со счастливым видом разместился на моих коленях и так громко замурчал, что капнул слюной на одеяло. Пришлось тщательно оттирать, но я его так и не спихнула.

— И, может быть... Я надеюсь, мы сможем снова стать друзьями? Начать всё заново?

Я не знала, что ответить. Всё, что происходило последние два месяца, включая последние 24 часа, вращалось вокруг меня, как идиотское торнадо из «Волшебника Страны Оз», уничтожая всё, во что я верила.

— Я плохо поступила с Эфом... — сказала я, и мой голос дрогнул, вся грусть выплеснулась наружу; что-то, что держало меня в оцепенении, наконец отпустило.

— О, Пэн... — Одри села ближе ко мне, задев Форда, который недовольно мяукнул, и крепко обняла меня. — Расскажи мне.

Я покачала головой, пытаясь сдержать волну боли и грусти, но ничего не вышло.

Я положила голову ей на плечо и заплакала. Я плакала и думала о том, что потеряла: Вивьен и Дельфин, непоколебимую веру в сказки и счастливый конец, сон, которым был Китс, реальность, которая обернулась Эфом.

Когда у меня уже не осталось сил, а рыдания превратились в судорожные всхлипы, Одри наклонилась, вытащила что-то из сумки и протянула мне.

— Боже мой... неужели это...

Она кивнула, и я взяла из её рук игрушечный грузовик — тот самый, который запутался в её волосах много лет назад, тот, с которого началась наша дружба.

— Ты до сих пор его хранишь?

Она снова кивнула и я, не задумываясь, опустила голову ей на плечо, продолжая вертеть грузовик в руках.

— Когда медсестра выстригла клок волос, она отдала его мне, и я решила его сохранить. Меня постригли, мне нужно было что-то взамен. — Она пальцем крутанула колесо, и мы вместе слушали, как оно крутится. — Хотя я, конечно, и не догадывалась, что получу тебя в придачу.

— Хотела бы я вернуться в то время, — произнесла я.

— Мы сильно изменились с тех пор, Пэн, — возразила Одри.

Я вспомнила грузовик, запутавшийся в её волосах, вспомнила, как она была напугана и старалась не плакать.

Будь смелее, сказала я себе, будь смелее ради людей, которых любишь.

— Мне жаль, что я так разозлилась из-за всего, что ты мне сказала. Ты была права насчет Китса, меня и всего остального. Извини, что заставляла тебя смотреть фильмы Дэвида Линча и что у меня так много правил, и что тебе нелегко быть моим другом.

— Я не совсем это имела в виду, — сказала она. — Ладно, может в части Дэвида Линча, но, Пэн, мне было больно. И ведь ты знаешь, что я не считаю тебя жалкой? Пожалуйста, скажи, что знаешь. Это худшее из того, во что ты могла поверить. Я бы никогда...

Она покачала головой.

— Спасибо, — тихо ответила я, понимая, что всё, что она сказала в тот день, было из любви ко мне. С нами по-прежнему останутся многочисленные просмотры «Титаника», гигантские упаковки M&M’s, воспоминания о тех августовских вечерах, которые мы проводили в доме её бабушки, ловя светлячков и устраивая девичники. Наша история никуда не исчезнет, даже если теперь мы не те, кем были раньше.