Музей разочарований

Десять минут спустя я оказалась в до абсурда переполненном поезде С. Чей-то рюкзак врезался мне в плечо, а женщина рядом облокотилась на мою руку, которой я держалась за поручни. Я считала остановки до дома Китса и извинялась перед всеми, пока проталкивалась к выходу. На улице не пахло свежестью, с неба сыпалось что-то мокрое и липкое: снег, не долетая до земли, превращался в дождь.

Четыре квартала до коттеджа Китса показались мне вечностью, кончик носа превратился в лед, а глаза слезились от ветра. Я хотела тепла. Уверенности. Хотела забыть о том, как сильно я обидела Эфа.

Я позвонила и, стоя на крыльце под желтым светом фонаря, стала ждать. Тишина.

Я снова позвонила, долго держа палец на кнопке звонка. Звон эхом разносился по дому, пока я не услышала, как кто-то спускается с лестницы, в стекле двери показалась размытая фигура, затем кто-то снял цепочку и открыл дверь.

Передо мной стоял Китс: лицо красное, волосы растрепаны, рубашка не заправлена.

— Пенелопа?

Не Скаут.

— Я могу войти? — Я обхватила себя руками.

— Знаешь, сейчас не лучшее время... — Он нервно посмотрел на второй этаж.

Зубы снова начали стучать, я вся сжалась от холода.

— Кое-что ужасное произошло с родителями Эфа, и я просто не могу быть одна...

На глаза набежали слезы, и я сделала было шаг внутрь, но он встал в проёме и не дал мне войти.

— Пенелопа...

Снова НЕ Скаут.

— Что происходит? — спросила я одновременно со слащавым женским голосом, донесшимся сверху.

— Китси, мне становится одиноко...

За Китсом, на верхней площадке лестницы находился не кто иной, как самый ужасный человек в мире: Черисс.

Она была в шелковистом белье темно-синего цвета, с одного плеча сползла бретелька, спутанные волосы обрамляли лицо с сонной и довольной улыбкой... И тут она увидела меня. Мы обе застыли на месте.

— Вот черт, — пробормотала Черисс.

Мне бы удивиться, но в этот момент всё встало на свои места.

— Я могу объяснить. — Китс поморщился, сделал знак Черисс подождать и вышел вместе со мной на улицу. — Черт, здесь холодно.

Он слабо улыбнулся. Я представила, что мои руки и ноги ломаются на части, и я, как конструктор, лежу перед ним.

— Понимаешь, я знал Черисс всю жизнь, но в этом году что-то изменилось, что-то очень странное возникло между нами, я не был уверен, что это к чему-нибудь приведет, поэтому не хотел говорить, пока не буду уверен...

— Подожди-ка, она Джена? — произнесла я, уже зная ответ, как бы сильно я не ненавидела ту историю про Чертово колесо, она была основана на реальных событиях.

— Что? — Он переступил с ноги на ногу.

Во мне что-то надломилось, и я посмотрела на свои руки и ноги, чтобы убедиться, что они всё еще на месте.

— Зачем ты позвал меня на вечеринку, если у тебя на примете уже была она? Почему я вообще тебе понравилась?

Мой голос звучал так жалко, что я сама его возненавидела. А вот Одри оказалась права.

— На какую вечеринку?

— На твою вечеринку! На костюмированную вечеринку!

Он выглядел растерянно.

— Я тебя не приглашал...

По руке пошла трещина: тонкие линии перелома расползаются по всем костям.

— Но приглашение в моём шкафчике... — Я замолчала, вспомнив тот день: Отом/Саммер/Спринг кричала на Эфа, говоря, что уходит и спрашивала, была ли я «ею».

В углу приглашения были синие чернила: отпечатки от синей ручки, которую он носил в кармане, отпечатки от синих динозавров Эфа. Моё сердце раскололось надвое.

— Я должна идти, — прошептала я.

— Может, обнимемся в знак примирения? — спросил он.

— Обнимемся? — в недоумении повторила я.

Я посмотрела в его глаза, на его вьющиеся волосы. Я вспомнила, как он держал мою руку на вечеринке; как мы разговаривали в лунном свете, и он не мог перестать болтать о Керуаке; как он принес цветы моей маме и назвал моего папу странным. Его губы были потрескавшимися и сухими, он пах как огонь на языке, как слезы на глазах... У меня было чувство, что наконец-то я кому-то нужна.

Но, как оказалось, не ему.

Хитрый Койот из старого детского мультика всегда зависал на секунду в воздухе, прежде чем понимал, что земля под ногами кончилась, и он рухнет вниз.

Сейчас была та самая секунда.

— Купил бы ты бальзам для губ. — Всё, что я могла сказать. Я повернулась и пошла прочь, оставляя руку, ухо и половину сердца на тротуаре возле его дома.

* * *

Следующим утром я проснулась от тихого стука в дверь. 8:43. Простынь была смята и пахла ночными кошмарами, руки липкие и потные от остатков страха. Я отвернулась к стене, надеясь, что мама или папа уйдут. Но стук повторился.

— Пэн?

Голос прозвучал так знакомо, что всё мое тело вытянулось в струнку. Я откинула простыни, подошла к двери и открыла её.

Одри слабо улыбнулась мне, у неё в руках была моя джинсовая крутка. Она чуть было не обняла меня, но в последний момент неловко отодвинулась и повесила куртку на кресло.

На меня навалилось жгучее чувство стыда от того, что она оказалась права насчет Китса и меня. Из глаз потекли слезы, я не смогла их остановить.