Читаем Музеи смерти. Парижские и московские кладбища полностью

Из членов Государственной думы там похоронены кадеты Василий Маклаков (член центрального комитета), Алексей Бакунин, Николай Волков и Петр Струве (на его могиле стоит резной деревянный крест под крышей – ил. 6); члены прогрессистской фракции Александр Коновалов (текстильный фабрикант) и Иоанн Титов (священник); октябристы Александр Голицын, Василий Кочубей, Иван Куракин[445], Дмитрий Милорадович, Николай Нечаев, Василий Остроградский, Никанор Савич, Николай Сомов, Михаил Стахович и Николай Шидловский; митрополит Евлогий (Георгиевский) от фракции националистов (в крипте под Успенским храмом); Василий Зверев от правой фракции и Александр Ратьков-Рожнов от фракции центра; социал-революционер Николай Долгополов; социал-демократ (большевик) Григорий Алексинский, порвавший с партией вскоре после Февральской революции. В 1917 году Волков, Коновалов, Маклаков и Савич принимали участие во Временном комитете Государственной думы; Коновалов стал министром торговли во Временном правительстве, а Маклаков послом во Франции, эту должность он де-факто исполнял до 1924 года, когда Франция установила дипломатические отношения с Советским Союзом.

Вполне предсказуемо, что в хронотопе Сент-Женевьев-де-Буа присутствует немало участников дореволюционной политической жизни и членов Временного правительства. Если придерживаться отдельных партийных аффилиаций, то октябристы, которых можно назвать умеренными консерваторами, имеют большинство как в Государственной думе третьего и четвертого созывов, так и на кладбище. Кадетов и прогрессистов, то есть либералов, на кладбище почти столько же. Вместе взятые члены правых фракций имели большинство в двух последних созывах Думы, однако на Сент-Женевьев-де-Буа их совсем немного. Насколько мне известно, там лежит лишь один бывший социал-демократ – Алексинский. Я так подробно называю захороненных членов Государственной думы и их партийные принадлежности, чтобы показать ее кладбищенский «расклад».

Как пишет Носик, «хватило бы почтенных членов Государственного совета, чтоб провести его заседание, и достало бы депутатов, чтоб открыть прения Государственной думы»[446]. Предлагаю сцену в жанре кладбищенского разговора, как в пародийном рассказе Достоевского «Бобок»: бывшие члены Думы ожесточенно, обвиняя друг друга, спорят о том, кто «погубил Россию» (один из острых, горячо обсуждаемых вопросов в старой эмиграции) и как ее можно восстановить (не менее острый вопрос, особенно в первое десятилетие). Из предсказуемого: все накинулись на бывшего эсдека, правые – на либералов, и наоборот. Любопытно было бы услышать диалог кадетов с их бывшим сотрудником Струве, начинавшим как марксист, а в итоге ставшим умеренным консерватором. У Врангеля он был министром иностранных дел; впрочем, во время Гражданской войны большинство кадетов встали на сторону белых, но в их отношениях к Деникину и Врангелю и другим часто возникала разноголосица. Думается, что Струве, конечно, горячился бы, но не кричал – это не было в его стиле, а Маклаков бы его защищал. У нас дома говорили, что Маклаков часто исполнял роль медиатора, будучи человеком терпимым и широких взглядов[447]. Как и у Достоевского, крик покойников разбудил бы тех, кто спал мертвым сном в соседних могилах, например бывших белогвардейцев и донских казаков, включая атамана Африкана Богаевского. Проснувшись, они, конечно, включились бы в общий шум и гам.

Ил. 7. Курган в Галлиполи (1921)

Ил. 8. Мемориал Добровольческой армии. Копия Галлиполийского кургана


Но вернемся к истории. Самый большой памятник, посвященный участникам Белого движения, был построен в 1921 году в память погибших за границей белогвардейцев в Галлиполи[448] – этот порт в Турции стал последним пристанищем Добровольческой армии. Галлиполийцы сложили на кладбище из собранных ими камней огромный курган, на котором установили крест (ил. 7). В 1949 году памятник был разрушен землетрясением. Его копия (значительно меньшего размера, по эскизам супругов Бенуа) находится теперь на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа (ил. 8).

Стараниями и финансовыми вложениями парижского Общества галлиполийцев курган в память всех погибших белых воинов был воздвигнут в 1961 году[449]. Вокруг подножья пантеона Добровольческой армии расположены плиты, посвященные памяти белых генералов: Алексеева, Врангеля, Деникина, Дроздовского, Корнилова, Кутепова, Маркова – и казачьих атаманов; курган окружают могилы галлиполийцев, других белогвардейцев и казаков.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Основы физики духа
Основы физики духа

В книге рассматриваются как широко известные, так и пока еще экзотические феномены и явления духовного мира. Особенности мира духа объясняются на основе положения о единстве духа и материи с сугубо научных позиций без привлечения в помощь каких-либо сверхестественных и непознаваемых сущностей. Сходство выявляемых духовно-нематериальных закономерностей с известными материальными законами позволяет сформировать единую картину двух сфер нашего бытия: бытия материального и духовного. В этой картине находят естественное объяснение ясновидение, телепатия, целительство и другие экзотические «аномальные» явления. Предлагается путь, на котором соединение современных научных знаний с «нетрадиционными» методами и приемами способно открыть возможность широкого практического использования духовных видов энергии.

Андрей Юрьевич Скляров

Культурология / Эзотерика, эзотерическая литература / Эзотерика / Образование и наука
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука