Музей смерти

– Мы думаем об одном и том же, – задумчиво изрекла Варвара, разглядывая стрелки крохотных дамских часиков. – Люди работают, учатся – сложно назначить встречу на рабочее время. Самое удобное – сейчас, с семи до десяти вечера, когда большинство уже дома, но спать еще рано. Пробки через полчаса пойдут на спад… – Она выжидающе на меня уставилась.

Я полностью был с ней согласен. Закруглиться сейчас – это ждать еще сутки. Куй железо, пока горячо?

– Ты не устала? – спросил я. – После больницы ты выглядела неважно.

– Я поела, – сказала Варвара. – Я в отпуске. Дома ни кота, ни рыбок, а полить цветы можно и ночью. Твоя машина, в принципе, удобна, будешь возить меня по городу, который в зеленое время года выглядит не очень безобразно.

– И у тебя совсем никого нет? – поразился я. – Прости, но ты же… – чуть не вырвалось: «Отпадная телка». Она засмеялась.

– Как ты хотел меня назвать: «классная чувиха»? «Клевая бикса»? Все в порядке, Никита Андреевич, назовем это временным безмужичьем. Естественное состояние любой незамужней дамы: после крупного переедания требуется немного поголодать – это полезно. То существо, за которое я чуть не вышла замуж, сидит сейчас в Брюсселе, строчит слезливые письма и просит заново пустить его в мою жизнь.

– А ты?

– А мне и так хорошо. – Она пожала плечами и добавила: – УЖЕ хорошо. Готов пожертвовать вечером ради высокооплачиваемой работы?

– Поехали. – Я начал выбираться из-за стола.

Если выкинуть первые полчаса нашего знакомства, она оказалась вполне приятной дамой – впрочем, со своими «изюминками» и особенностями. Несколько раз по ходу движения возникало жжение в затылке. Но не поручусь, что это было ТО САМОЕ. Сигналили водители, машины давились у светофоров. Типичная картина: орать на тех, кто лезет не по правилам, но самому при первой возможности делать то же самое. У Варвары, по ее признанию, имелись права, но не было машины – так и не решилась приобрести, в ужасе представляя, что станет участницей этого вселенского бедлама под названием «дорожное движение».

– На такси дешевле, – ворковала девушка, глядя, как на запруженном перекрестке я выражаюсь эвфемизмами, вместо того, чтобы от души выругаться. – В наше время услуги такси недорогие. В итоге выйдет дешевле: бензин, все жидкости, запчасти, страховка, аварии, штрафы, разболтанная нервная система…

Я соглашался, да, иметь машину в наше время – тяжкий крест. Но как-то незаметно, чтобы население это поняло. Я сделал круг вокруг базара, вернулся по Ядринцевской на Каменскую, втиснул «Террано» на свободное парковочное место. Дикая мысль: а вдруг к машине уже приделали «жучка»? Полчаса она стояла на парковке у KFC, народ клубился, никакой сложности прилепить маячок под днище. Пожаловаться Кривицкому – пусть осмотрят машину, вычислят участников слежки. И вместо этих людей нас уже будут пасти полицейские – лучшие друзья человека…

Я мог подъехать к нужному зданию, но воздержался. Мы шли пешком через футбольное поле. Пацаны гоняли мяч, и мне удалось разок по нему пнуть. Мяч улетел за горизонт, и детвора злобно шипела вслед. Все-таки воспитанные у нас дети. Могли бы вслух сказать.

– Ну, и зачем мы это делаем? – бормотала Варвара, семеня следом.

– Ради спортивного интереса… – Я оглянулся, когда мы почти пересекли поле. Хвоста не было, но что-то незримое, возможно, присутствовало. Витали неприятные миазмы, котята скреблись на душе. Первая свидетельница по имени Альбина Антоновна Оболдина проживала на втором этаже сложной строительной конструкции переменной этажности. Подобные жилые дома строили в 90-е годы, тогда это считалось верхом элитарности. Варвара отстранила меня, когда я набрал номер квартиры на домофоне и приготовился врать.

– Альбина Антоновна? – проворковала она. – Это сотрудники музея погребальной культуры, который вы вчера посещали. Тогда случился инцидент, мы хотели бы выслушать ваше мнение по этому поводу.

Тоже способ – начни с правды, а там поглядим. Я не мог понять, использует ли она в эту минуту свои способности. Могла и не использовать, просто собеседница оказалась покладистой и сговорчивой. Нас впустили, мы поднялись на второй этаж, где в просторной квартире находилась единственная печальная женщина. Мы отказались от чая, дальше порога не проходили и неловко себя чувствовали. Ей было около шестидесяти, невысокая, еще фигуристая, с остатками привлекательности на постаревшем лице.