Музей смерти

– Черт возьми… – культурно выругался Якушин, выслушав мой рассказ. – А мой человек задержался, поздно подъехал… Эти люди словно знают, где мы находимся и что собираемся делать. Оставьте ее у себя, Никита Андреевич, всего на одну ночь, хорошо? – Мне, видимо, почудились юмористические проблески в его голосе. – А мы все же присмотрим за ее квартирой. Можем и за вашей. Утром ко мне, не забыли?

Я отпаивал ее чаем, кормил засохшими конфетами, уверял, что все будет отлично, надо только подождать. В дело вступит полиция, полезные связи Сергея Борисовича, голливудская кавалерия… Она может переночевать в постели – для кого я стелил свежее белье? А я, так и быть, свернусь на коврике в прихожей. Она улыбалась сквозь слезы, начинала оживать. Потом пошла в ванную и, конечно, забыла полотенце. Я постучал, чтобы просунуть его в щель, она сообщила дрогнувшим голосом, что я могу войти лично, если не буду совершать противоправных действий, и я вошел, на всякий случай зажмурившись. Она отобрала полотенце, потом подумала и сказала, что уже можно открыть глаза…

Мы очнулись посреди ночи в одной постели, сначала я, потом она. Я размышлял, почему я полностью раздет и лежу здесь, а не на коврике в прихожей. Она прижалась ко мне, как-то вздрогнула.

– Спишь?

– Нет…

От нее исходило приятное тепло, я обнял ее, но она вдруг отстранилась.

– Подожди… Мне что-то в голову пришло, не могу сообразить… У тебя компьютер есть?

– Это странный вопрос посреди ночи, Варвара Ильинична…

– Тогда пойдем, проверим мою абсурдную теорию. Телефон свой возьми и шнур для подключения к компу…

Это выглядело странно. Мы выбирались из кровати, скользили по комнате, как привидения. Она закуталась в одеяло, я стащил с кресла дырявый плед и сделал из него пончо. Ноутбук на компьютерном столике долго реагировал, неохотно загружался. Лампа-прищепка отливала мутноватым светом. Мы сидели за столом. Она смотрела в монитор, я на нее. По лицу Варвары скользили блики, она вдруг как-то возбужденно задышала – словно ожидалось долгожданное прозрение.

– Загрузи в ноут свои последние фотки из телефона, – попросила она каким-то глуховатым голосом.

Я перегнал снимки из WhatsApp. Фотографии сделались больше, смотрелись лучше.

– Залезь в настройки монитора, поставь максимальную четкость…

И это я сделал. Мы пристально разглядывали старые фотографии. Убиенная семья Сафроновых; мамаша тети Вали – в столь нежном возрасте и не помышлявшая, что станет когда-то мамашей. Мария Архиповна Власова за несколько лет до смерти – красивая, статная, даже будучи замужем, демонстрирующая независимость. Не последние люди села на выходе из церкви: хитромордый батюшка Порфирий, староста Савельев Тихон Фомич, дьячок, почтмейстер, полицмейстер…

– Ты еще не понял? – глухо спросила Варвара, повернув ко мне голову.

Я боялся что-то понимать. Боялся, что вернется страх, и на всякий случай покачал головой.

– Тогда передвинь в левую часть монитора групповое фото, а справа открой портрет господина Кротова, бьющегося в припадке на полу в музее.

Я сделал, как она просила. Мы смотрели на это искаженное лицо сорокалетнего мужчины, потом переводили взгляд на старосту Савельева. Сбивали с толку щегольские «гренадерские» усы, волосы, густо смазанные бриолином. Но это можно мысленно убрать, оставив только лицо. И сравнить его с лицом господина Кротова.

Это было одно и то же лицо.

Глава двенадцатая

Мы молчали, пожирали глазами фото – видимо, пытались найти в них хоть одно различие. Варвара дрожала – я обнял ее, так, на всякий случай.

– Да ну, ерунда, – выдохнул я. – Родственник, что ли?

– У родственников во внешности иногда бывает что-то схожее… – прошептала Варвара. – Иногда схожего довольно много. Но это никак не может быть одно лицо…

– Что ты хочешь этим сказать? – Я засмеялся, но попытка не удалась – словно кость проглотил. – Ты не права, Варвара. Бывает, что в четвертом, пятом поколении потомок очень сильно напоминает своего предка…

– Что с тобой? – Она беспокойно шевельнулась. Я не хотел говорить, начинался озноб, явно не от простуды. Я тоже кое-что замечаю, но не всегда этим делюсь…

– Ничего страшного. – Я сделал новую попытку улыбнуться. – Легкий приятный морозец по коже…

– Говори. – Она сверлила меня глазами. – Ты что-то знаешь…

Я неохотно рассказал об истории с двумя гаишниками. Она закрыла глаза, обхватила голову. Потом вновь устремила на меня взгляд – он был охвачен тоской.

– Ты знаешь что-то еще, говори, я же вижу…

– Не хочу тебя окончательно расстраивать, но вспомни сегодняшнего гаишника… Сравни его со старостой и Кротовым…

Она смотрела, завороженная, включала память. Она не могла во всех подробностях рассмотреть лицо «инспектора» – ее в машине заморозил страх, но тем не менее… Не только бриолин с усами меняют лицо – полицейская униформа делает то же самое. Она отвлекает от лица, на него почти не смотришь – ведь все инспектора одинаковые! А если еще шапка с козырьком закрывает полголовы…