Музей современной любви

Женщина подумала, что, будь у нее достаточно времени, она могла бы составить карту сознания Абрамович, проследив ассоциативный ряд в произносимых ею словах. Именно слова выдавали людей. Многолетний опыт интервьюирования научил Элайас тому, что тишина — это единственное надежное убежище. Серджо, ее бывший сосед в Париже, как-то признался, что ненависть для него естественна. Он был знаменитым ученым, но оказался окружен людьми, едва ли интеллектуально равными или хотя бы сколько-нибудь интересными ему. В первую очередь это касалось его жены и дочери. Сара, калифорнийская подруга Элайас, любила смотреть на «Ютьюбе» ролики о врожденных дефектах и пытках. В Сенегале было более тридцати приспособлений для удовлетворения. Иветт готовила овощи, которые ее муж терпеть не мог, но выражала недовольство, если он их не ел. Муж умирал от рака кишечника и был прикован к постели. За две недели до того, как ему поставили диагноз, Иветт нашла в бардачке машины маленькую красную книжечку с именами, номерами и датами посещений, но мужу так и не сказала. Барни, муж Мередит, потратил страховую выплату, выданную после ее смерти, на отдых в Антигуа. Вернувшись домой, он, кроме девушки, которую навещал на Восточной сто шестнадцатой, включил в сферу своего внимания еще одну, жившую чуть дальше. Маргарет воровала книги. Для этого у нее имелось несколько специальных пальто. Она сказала, что, унося из магазина книгу в переплете, испытывает оргазм. Джон прошептал отцу, находившемуся в паллиативном центре: «Тебя никто никогда не любил», а отец кивнул и ответил: «Я знаю».

Элайас было известно, что чувство вины в конце концов разъедает душу.

Она вспомнила, как в две тысячи пятом году в музее Гуггенхайма Абрамович повторила перформанс Вито Аккончи «Грядка». Элайас сидела на помосте, а Абрамович, которую было не видно, но слышно, находилась под помостом и мастурбировала. Происходящее воспроизводилось микрофоном. Люди, сидевшие на помосте, избегали смотреть друг другу в глаза. Парочки и дружеские компании хихикали. Один мужчина, лежавший на полу лицом вниз, начал изгибаться, а Абрамович стонала прямо под ним с сербским акцентом: «Тебе нравится смотреть, как другой мужчина занимается со мной любовью, пока ты мастурбируешь?.. Раздвинь мне половые губы, чтобы стал виден клитор, раздвинь пошире ноги, пощипывая соски. Кто ты?.. Можно я войду?.. Мне нужно знать, что ты там. Ты со мной?.. Ты — моя фантазия?»

Элайас подумывала о том, чтобы прокрутить эту запись в «Арт-обзоре» и посмотреть, как расценят это слушатели. Можно ли считать, что это искусство, а не порнография, лишь потому, что дело происходило в музее Гуггенхайма? Когда Аккончи устраивал этот перформанс в далеком тысяча девятьсот семьдесят втором, во время затянувшегося «лета любви», была зима. За две недели он повторял его четырежды, каждый раз — в течение шести часов. Наверное, стер себе член до крови.

Элайас продолжала осмотр ретроспективы, записывая отчет о своих наблюдениях. На одном видео голые Абрамович и Улай мчались один навстречу другому в подземном паркинге, врезались друг в друга, затем отшатывались назад, каждый к своему бетонному столбу, словно соединенные длинной эластичной лентой. Потом опять бросались навстречу и сталкивались. Толпа зрителей наблюдала за все повторявшимися столкновениями, сопровождавшимися звонкими ударами плоти о плоть.

Была съемка, на которой Марина и Улай, крепко обнявшись, дышали рот в рот, пока кто-то из них не начал терять сознание от недостатка кислорода. Еще на одном видео они стояли на коленях лицом к лицу, и Улай давал Марине пощечину. Марина отвечала тем же. Одна оплеуха, вторая, третья… Шлепки становились все сильнее, звуки пощечин все громче. Оба начали слегка пошатываться. Наконец Улай отвесил Абрамович столь сильную пощечину, что голова ее мотнулась от удара. Она ответила ему такой же мощной оплеухой. И оба повесили головы, не в состоянии продолжать.

В другом фильме они оглушительно орали прямо в лицо друг другу, пока не охрипли.

Художники честнее, чем большинство людей, подумала Элайас. Перформансист Стеларк с помощью команды врачей и ученых вырастил на левой руке ухо. В него был вживлен микрофон, посредством которого можно было слушать разговоры, ведущиеся Стеларком, что превращало третье ухо в дистанционное подслушивающее устройство для любого, кто интересовался жизнью художника.

Элайас знала, что большинство людей не желают заглядывать внутрь себя, не говоря уже о том, чтобы выставлять эту внутреннюю жизнь на всеобщее обозрение, позволяя всему миру видеть, слышать и критиковать ее. Возможно, именно такой призыв и составлял суть перформанса «В присутствии художника»: «Приходи и будь самим собой». И люди, которые садились перед Мариной, узнавали, как это тяжело, мучительно и непривычно.

В конце ретроспективы Элайас уселась на пол и стала смотреть видео, на котором Абрамович и Улай шли по Великой Китайской стене. «Влюбленные». Два человека, один в красном, другой в синем, проделали тысячи миль навстречу друг другу, чтобы попрощаться.