Музей современной любви

Марина рассказывала Марко и другие легенды: о больших черных котах, которые долгими белыми зимами лаяли как собаки, охраняя коров в хлеву; о духах-банниках, обитающих рядом с дверью, у печки; о крысоловах и пастухах, солдатах и священниках, о мире, окрашенном в черные, зеленые, золотые, красные, пурпурные тона.

Когда Абрамович планировала этот перформанс, Марко заявил:

— Я буду фотографировать всех, кто решится сесть перед тобой.

— Семьдесят пять дней, — напомнила ему Марина. — Ты уверен, что справишься? È un periodo lungo[33].

— Si[34], — ответил Марко, не понимая тогда, какими долгими могут быть семьдесят пять дней. Возможно, Абрамович тоже не понимала.

Они всегда общались на итальянском. Марко плохо говорил по-английски. На сербском знал всего несколько слов: «привет», «пока», «спасибо», «завтра», «голоден», «вкусно», «раз, два, три», «любовь». Марина говорила и по-немецки, и по-французски, и по-голландски, и на всех языках речь ее была забавной, яркой, усыпанной рокочущими балканскими гласными и согласными.

— Я останусь рядом до конца перформанса, — сказал Анелли. Уже тогда он ощущал свою преданность ей. — И буду присутствовать каждый день, чтобы никого и ничего не упустить. Мы запечатлеем все лица. Все до единого.

И вот он здесь, а на улицах города цветет весна. Дети в колясках, которых привозили в атриум, были босоногие, раздетые и разутые. Марко чувствовал запах дождя на плащах и ветра на платках и шарфах.

Семьдесят пять дней он служил архивистом. Ежедневно брал в руки планшет с бланком согласия, проходил вдоль очереди и давал людям подписывать разрешение на фотосъемку и свободное использование их снимков Мариной в любых будущих работах, книгах, фильмах, перформансах. Подписывали почти все. Затем Марко возвращался к фотоаппарату и снимал лицо за лицом. Каждое лицо. Он фиксировал момент, когда человек садился и встречался взглядом с Мариной. Затем Марко ждал, пока эмоции выйдут на поверхность, и снова и снова запечатлевал их.

Сидеть могли две минуты или два часа. Даже целый день. Марко не ожидал этого от людей. Да и никто из la famiglia di Marina не ожидал. Лица сидящих демонстрировали поразительное многообразие выражений. Марко требовалась острота чувств. Он выжидал момент, когда сидящий будет поглощен неразгаданным. Ему казалось, что он находится в мире неприукрашенной правды. Кто мог представить, что тут окажутся такие лица? Анелли фотографировал архитектуру, историю, музыкантов. Теперь же он день за днем вглядывался в человеческие лица, отмеченные любопытством, и видел бездны истории в человеческом сердце. Каждому из них была присуща своя собственная отчеканенная, выкованная, отполированная, вырезанная, ясная форма.

Марко сумел уловить эту эфемерную субстанцию — общение между художницей и ее зрителями. Стул напротив Марины приглашал: «Садитесь, если желаете».

Со всех концов Нью-Йорка, где время — деньги, а пристальный взгляд, устремленный на лицо ближнего, — чуть ли не признак безумия, стекались желающие, чтобы посидеть с Мариной Абрамович. Она не столько ворует сердца, думал Марко, сколько пробуждает их. В глазах загорался свет. Когда люди садились перед Мариной, наружу проступал весь их интеллект, все печали. Марко, с его объективом и глазом архивиста, запечатлел каждого. Il devoto ed i devoti[35].

28

Когда Бриттика ван дер Сар вернулась в Нью-Йорк в третий раз, она отправилась прямиком в МоМА, подавив желание принять душ после ночного перелета из Амстердама. Фотограф Марко узнал ее и поприветствовал кивком. Перед Мариной снова сидел Карлос — должно быть, уже в пятнадцатый раз. У него даже завелись поклонники в социальных сетях. В «Твиттере» появился хэштег: #ясиделпередМариной. Поодаль Бриттика заметила и седовласого композитора, с которым ее познакомила Джейн. Он сидел в своей обычной позе, на красной подушке. И был всецело поглощен двумя людьми за столом, точно смотрел интересный фильм. Девушке стало интересно, что такое творится в его жизни, что он уделяет этому перформансу столько времени. Непременно надо взять у него интервью.

Сегодня Бриттике повезло, и очередь двигалась быстро. К середине дня наконец настал ее черед. Она приблизилась к столу. На этот раз девушке хотелось все сделать правильно. В карих глазах Абрамович, несомненно, промелькнули огоньки узнавания и приязни. Бриттика улыбнулась, уповая на то, что Марко ухватил этот момент.

Краем уха она слышала шум волнующегося, пристально наблюдающего окружения. Девушка надеялась, что вид у нее уверенный, хотя сама ощущала лишь нервозность. Почему другие словно и не боятся зрителей, садясь перед Абрамович? Уверенность в себе очень трудно имитировать.

Сердце бешено колотилось, руки дрожали. По спине бежали мурашки. Нервничали ли люди на телевидении? Нервничала ли Марина? Нервничает ли она прямо сейчас?