Музей современной любви

— Да, получить «Золотого льва» — это фантастика… Марина наблюдала, как Милошевич разрушает страну. И это был ее способ выразить… Да, «Комната с видом на океан» — ее ответ одиннадцатому сентября. Ей хотелось создать после произошедшего точку безмолвия… Все дело в энергии. Люди говорят о ее крайнем эгоизме. О самовозвеличивании. Но она сурова не по отношению к другим. Она крайне сурова по отношению к себе… Ну, для Луизы Буржуа[39] все имеет значение.

Франческа принесла мужу свежесваренный кофе и адресованное ей самой письмо с компакт-диском от Элайас Брин. В письме говорилось: «Я подумала, что вы с Дитером, возможно, заинтересуетесь некоторыми репортажами про „В присутствии художника“. Cordialement[40], Элайас Брин».

Когда Франческа отходила, Дитер пробежался рукой по ее ягодицам. И поставил репортера на громкую связь.

Франческа терпеть не могла Арнольда Кибла. Но в список приглашенных он, конечно, попал. Он автоматом попадал на любое мероприятие в мире искусства. Его телепрограммы были страшно популярны, однако Франческа улыбнулась, когда заметила, что в очередных сериях тоже фигурировала Элайас. У Арнольда была манера смотреть на женщину либо отвергая ее взглядом, либо сексуально одобряя. Эта бессознательная привычка свойственна многим мужчинам. В совместных с Элайас радиоэфирах Кибл был остроумен, задирист, высокомерен, неприятен. Это заставило Франческу задуматься о его отношениях с соведущей вне студии. Элайас необыкновенная личность. Трудно понять, всегда ли ее внешность и акцент являются преимуществом.

— Вам необходимо уяснить, — говорил Дитер журналисту, — я ни на что не претендую и ничего не хочу у нее отнимать, ведь творит она, но Марине лучше всего работается в сотрудничестве. Некоторым творческим личностям это нужно больше, чем остальным. Иные художники крайне самодостаточны, и это идет им на пользу. Но Марина… Дело не в контроле. Мы оба контролируем друг друга, но когда вас двое, исследование проходит по-другому. Возьмите, к примеру, Микаэлу Барнс и представление в Эмпайр-стейт-билдинг. Могло получиться ужасно, но не получилось же. Мы сократили его вдвое за два года, и оно обрело убедительность. С Мариной точно так же. Это долгий путь, и мы оба следуем им рука об руку. Я уверен, она сказала бы, что кое-чему научилась. Лично я очень многому у нее научился. Ведь с великими всегда так.

Дитер жестом попросил Франческу сесть рядом.

— У каждого из вас своя особая точка зрения? — раздался на том конце голос журналиста.

— Я вижу мир сквозь литературную призму, мне нужна история. Марина воспринимает его абсолютно по-другому. Она великий мыслитель. Она органична. У нее эмоциональная реакция. Но, полагаю, за двадцать пять лет мы поняли, что вместе значим больше, чем по отдельности. Вот так.

— Как вышло, что вы заинтересовались искусством, мсье Ланг?

Дитер улыбнулся Франческе.

— Что ж, это забавная история. В последнем классе начальной школы у меня была учительница, мисс Штайн. Она уехала куда-то в отпуск и прислала каждому из нас открытку с изображением виденного ею произведения искусства. Мне достался «Идущий человек» Джакометти. Некоторые дети смеялись и считали, что меня обделили. Кому-то из них прислали Тернера или Вермеера. А я получил Джакометти. С этого-то момента мне и захотелось попасть в мир искусства.

— У Марины нет семьи, — сказал журналист. — Ее брак с художником Паоло Каневари недавно распался. Является ли «В присутствии художника», помимо прочего, неким выражением скорби?

— Без комментариев, — ответил Дитер.

— То есть искусство значило для нее больше, чем любовь? — спросил журналист.

Франческа нахмурилась. Она хотела сказать этому человеку, что не все так однозначно: либо искусство, либо любовь. Взгляните на гениев в любой области. Отношения — штука сложная. Абрамович — одна из самых известных женщин в мире, она владеет произведениями искусства и имуществом на миллионы долларов. А вечером дома ее никто не ждет.

Дитер не ответил на вопрос, и журналист добавил:

— Похоже, ее жизнь — это образное выражение искусства перформанса, после которого ничего не остается.

— О, я думаю, многое останется, — возразил Дитер. — Останутся книги, будет снят фильм. Сейчас готовится документальный проект. Из этого еще вырастут вещи, которые мы пока не можем увидеть. Но то, что мы наблюдаем в МоМА, больше уже не повторится. Получилось нечто совсем особенное. Думаю, никто и не предполагал такого. В первую очередь сама Марина.

Через сто лет, подумала Франческа, Марина займет страницу или полстраницы в истории искусства. А Дитер? Ведь он помог этому осуществиться.

— И никаких реконструкций не будет?

— Я не могу этого обещать.

Франческа заметила, как Дитер позволил себе слегка улыбнуться.

— Слава всегда была для нее движущей силой? — спросил журналист.

— Да, — сказал Дитер. — Всегда. Как и для многих художников. Только перестаньте задавать этот вопрос, ведь не у каждого хватит честности ответить правдиво.