Музей Винсента Ван Гога

Знаменитый барбизонец, певец крестьянской жизни Жан Франсуа Милле представлялся Ван Гогу настоящим классиком, мастера восхищали его монументальная простота форм, их округлая основательность, «миллеподобность». Повторяя присланные Тео гравюры, он работал маслом, свободно меняя пропорции, оживляя полотно своим темпераментным мазком, наполняя его цветом. «…Я занялся копированием из искреннего и глубокого преклонения перед Милле», — писал он брату. «„Вечерний час“ выполнен в гамме от фиолетового до бледно-лилового, свет лампы — бледно-лимонный, огонь — оранжевый, человек — красная охра. ‹…› Чем больше я обо всем этом думаю, тем явственнее вижу, насколько оправдано копирование тех вещей Милле, которые он не успел сделать маслом. К тому же работу по его рисункам и гравюрам на дереве нельзя считать копированием в узком смысле слова. Это скорее перевод на другой язык, язык красок, впечатлений… Даже если их раскритикуют и сочтут никуда не годными, как копии, это не поколеблет моей уверенности в том, что попытка сделать наследие Милле более доступным для обычной широкой публики разумна и оправданна».

Овер-сюр-Уаз. Май-июль 1890

Винсент Ван Гог. В саду Добиньи. 1890

Винсент Ван Гог (1853–1890) Вид Овера. Май-июнь 1890. Холст, масло. 50x52

Овер-сюр-Уаз, куда 21 мая 1890 прибыл Ван Гог, стал его последним пристанищем. Небольшой городок недалеко от Парижа, раскинувшийся на склоне спускающегося к реке косогора, издавна привлекал художников живописностью местности. В 1870-е там жили и писали Моне, Гийомен, Сислей, Сезанн, Писсарро. На самой вершине косогора узкие, извилистые улочки переходили в широкое плоскогорье, мягкими волнами тянувшееся до самого горизонта. Границей городка было маленькое кладбище с рядами надгробных камней, а вокруг простирались огромные, бесконечные пшеничные поля, на которых собирались большие стаи ворон.

Мастер поселился в небольшой гостинице напротив местной ратуши, по договоренности брата за ним наблюдал доктор Гаше — большой знаток и любитель современного искусства, который быстро стал искренним ценителем работ художника. Ван Гог испытывал сильный душевный подъем от нового окружения. «…Это место удивительной красоты, настоящая деревня с неповторимыми чертами и очень живописная», — писал он Тео. Его умиляли старые соломенные крыши, напоминающие родной Брабант, едва успев обосноваться на новом месте, он взял в руки кисть.

Весь период своего пребывания в Овере художник писал словно одержимый, будто стремясь успеть сделать как можно больше. Каждый день из-под его кисти выходила новая работа. За оставшиеся два месяца жизни он создал 70 картин и 32 рисунка. Колорит его новых полотен, кажется, вышел из последних натюрмортов с цветами, написанных перед отъездом: зеленые поля и деревья, фиолетовая земля, желтое, розовое — все ясное, свежее, словно омытое дождем.

Винсент Ван Гог (1853–1890) Пейзаж в сумерках. Июнь 1890. Холст, масло. 50x101

В Овере мастер написал большое количество пейзажей в нехарактерном для его прежних работ сильно вытянутом горизонтальном формате. Возможно, здесь, проявилось влияние Пюви де Шаванна, произведения которого находились в центре художественных увлечений Ван Гога в последний год жизни. Сам Винсент говорил, что широкие панорамы оверских полей напоминают ему родную Голландию.

Обращаясь к Тео, Винсент так описывал этот сумеречный пейзаж: «Вечер, два грушевых дерева представляются совершенно черными на фоне становящегося желтым неба; кругом зерновые поля, а на фиолетовом фоне — замок, утопающий в могучей темной листве». «Я уже замечаю, что пребывание на юге помогло мне лучше увидеть север. Все получилось, как я предполагал: я лучше воспринимаю фиолетовое там, где оно есть. Овер, несомненно, очень красивое место».

В середине июня художник получил из Ле Пульдю очень порадовавшее его письмо от Гогена, где тот, помимо прочего, писал: «Несмотря на твое болезненное состояние, ты никогда не работал так уравновешенно, сохраняя в то же время непосредственность первоначального впечатления и внутреннюю теплоту, столь необходимые для произведения искусства, особенно в наше время, когда искусство превращается в нечто, основанное на холодном расчете, в нечто, заранее установленное».