Музей Восковых фигур

— Магические пентаграммы по углам, — продолжал граф, — все имеют угрожающие начертания и вносят вместе с вещью в дом, где она находится, опасность и горе… Нужны особые знания, чтобы их обезвредить… Я еще не вполне отдаю себе отчет во всем, но мне кажется, что музыка этих курантов тоже не может быть полезна для непосвященных, в особенности, когда она раздается ночью, до рассвета… Ясно, что вы с этими курантами наделали себе хлопот… Старый жид, без сомнения, знает их значение и высоко их ценит. Возможно, что ими пользовались на своих ночных собраниях еврейские каббалисты, подобно тому, как древние жрецы пользовались для своих наук освященными песочными часами. Наконец, сова — это, можно сказать, эмблема мудрости, прозревающая во мраке невежества тайны природы. Как могли попасть эти часы на аукцион, не могу понять?!. Что касается вашего ночного приключения, которое вы объясняете кошмаром, то я думаю, что это не так-то просто… Ваш еврей, очевидно, сведущ в магии и, решившись вас напугать, особыми вольтами старался разъединить ваш дух с телом и вывел его куда-то вне нашего пространства, в астральный план, и там подверг вас мучениям… Что-то помешало ему окончательно погубить вас. Так или иначе, верите ли вы в мои объяснения, или нет, это мне все равно; важно то, что часы эти вам пришлись не по вкусу… Поэтому, прошу вас, уступите их мне, хотя бы условно, а я вам дам отличные и самые невинные английские часы, которые будут вам наигрывать гавоты и пасторели.

— Что же вы будете делать с этими часами? — спросил Нерехтин.

— А я их изучу, и мы еще поборемся с евреем. Посмотрим, заставит ли он меня идти в его лишнюю комнату!.. Вы говорите, что они заведены? Вот и прекрасно. Я их поставлю на ночь в свою спальню. А завтра приходите за новостями. Это даже забавно.

— К сожалению, я сегодня вечером уезжаю на праздники в деревню и вернусь только через две недели.

— Ну, тогда я вам напишу, если хотите.

Нерехтин согласился и спросил, как же ему быть с евреем.

— Не все ли вам равно? Ведь вы ему ничего не обещали? Скажите, что вы уступили часы мне, а уж я с ним поговорю.

Уходя от графа, Нерехтин почувствовал большое облегчение и вечером в отличном настроении духа сел в вагон скорого поезда… За несколько дней пребывания в деревне он успел забыть свое мимолетное приключение с часами, предполагая, что этим все и кончилось… Каково же было его удивление, когда, распечатав только что полученный из Петербурга нумер газеты, он прочел извещение о том, что граф Р* скончался скоропостижно у себя в квартире в ночь на Рождество… На следующий же день он получил письмо от графа, очевидно, написанное им за несколько часов до смерти. В письме было всего несколько строк: «Спешу вам сообщить, что сегодня провел ночь, пожалуй, похуже вашего. Вы бы не перенесли… Приходил еврей, но я его прогнал… Стараюсь во что бы то ни стало разгадать секрет проклятых часов. Завтра напишу подробнее».

Впоследствии Нерехтин узнал, что после смерти графа в его квартире, между прочим, были похищены редкие старинные часы…

1911 г.

РАЗБИТОЕ ЗЕРКАЛО

Барон Хоккер был большой любитель старинных вещей и старинной литературы, не пренебрегал философией, а последнее время начал интересоваться и тайными науками, объясняя это не столько желанием не отставать от модных течений, сколько тем, что оккультизм являлся последним, недостающим звеном в цепи интересовавших его знаний.

Таким образом, в его библиотеке прибавился новый шкаф, в котором была собрана довольно интересная кол-леция сочинений по оккультным наукам, по теософии и психофизиологии: здесь имелся также и адский словарь, старательно составленный каким-то чудаком-французом. Кроме классических Корнелия Агриппы и Якова Бехме, тут были и полуклассический Элифас Леви с его «великим арканом» и исследование Гуайта «О проклятых науках»; наконец, не был забыт и современный нам профессор Папюс с его трактатами каббалы и практической магии…

Не буду утверждать, что барон Хоккер был так же учен, как и его книги, не скажу также, чтобы он был очень остроумен, но благодаря деликатному обращению, приветливости и известной немецкой настойчивости, он сумел привлечь в свой дом небольшое, но интересное общество, и я с удовольствием посещал его вечера, на которых за чашкой чая или за стаканом хорошего вина незаметно пробегало время в беседах на разнообразные темы.