Музейный вор. Подлинная история любви и преступной одержимости

Такой вот у них размах. Ему всего лишь требуется увидеть картинку и узнать место. Остальное происходит более-менее спонтанно: темп их преступлениям задают туристы и охранники, но его руки всегда готовы к работе. Более чем в половине случаев воровать неоправданно опасно – слишком много смотрителей, камер слежения, посетителей, – да и он не видит ничего настолько вдохновляющего, и тогда они уходят несолоно хлебавши. А в случаях, когда они все же крадут что-нибудь, Брайтвизер никогда не знает наверняка, каким маршрутом они будут отступать: ни в самом музее, ни по дороге домой. Он действует интуитивно. Часто во время их поездок они заходят в незнакомые музеи. Если он видит нечто воодушевляющее, он пытается красть спонтанно. Его единственный излюбленный инструмент – швейцарский армейский нож компании «Викторинокс», широкий, снабженный всеми мыслимыми приспособлениями.

Спускаясь по каменной винтовой лестнице в башне замка Грюйер, Брайтвизер видит то самое произведение искусства, которое и послужило причиной их остановки здесь на пути к снежным склонам. Небольшой портрет маслом изображает пожилую женщину с покрытой шалью головой, на ней изысканные украшения, лицо ее исполнено благородства и в то же время меланхоличности. Табличка на стене сообщает, что работа принадлежит кисти немецкого художника-реалиста восемнадцатого века Кристиана Вильгельма Эрнста Дитриха. Портрет выполнен на дереве. Брайтвизер ничего не знает об этом художнике. Он не знает даже, что в ту эпоху картины часто писали на досках, потому что холст был редким и дорогим. Однако перед портретом стоит как завороженный. Он говорит, что способен ощутить текстуру гофрированного воротничка, туго охватывающего шею женщины, и при взгляде ей в глаза – щемящее чувство близости.

Брайтвизер узнал о синдроме Стендаля в основном по книжкам по теории искусств, которые брал в библиотеке. Он всегда запоем читал на волнующую его тему. У Анны-Катрин, весь день занятой в больнице, нет времени для тщательного штудирования литературы. Нет у нее, как утверждают ее знакомые, и особого интереса. Чтение брошюр и исследований она предоставляет Брайтвизеру.

Французский писатель Стендаль в путевых заметках 1817 года под названием «Рим, Неаполь и Флоренция» описал случай, произошедший с ним в базилике Санта-Кроче во Флоренции. В маленькой часовне, сокрытой внутри большой церкви. Стендаль запрокинул голову, чтобы впитать в себя изумительные фрески на потолке. И его захлестнули, как он пишет, «небесные ощущения» «страстной чувственности» и «глубочайшего экстаза». Испугавшись, что у него случится разрыв сердца, Стендаль выбрался из часовни, спотыкаясь, еле передвигая ноги, распростерся на ближайшей скамье и через некоторое время пришел в себя.

В семидесятых годах двадцатого века Грациелла Магерини, возглавлявшая отделение психиатрии в центральном госпитале Флоренции, начала документировать случаи, когда для посетителей созерцание искусства оказывалось ударом. Симптомы включали в себя головокружение, учащенное сердцебиение и потерю памяти. Одна туристка утверждала, что у нее на кончиках пальцев как будто выросли глаза. Одним из самых частых триггеров оказалась прославленная статуя Давида работы Микеланджело. Состояние длилось от нескольких минут до пары часов. Магерини советовала постельный режим и в некоторых случаях выписывала успокоительное. Все пациенты восстанавливались после некоторого периода воздержания от искусства.

Магерини задокументировала более сотни случаев, для равного числа мужчин и женщин, в основном в возрасте от двадцати пяти до сорока лет. Те, кому довелось однажды пережить это ощущение, были предрасположены испытывать его снова перед другими произведениями искусства. Магерини выпустила книжку, посвященную расстройству, которому дала название «синдром Стендаля». С тех пор подобные случаи стали широко освещаться, и, судя по всему, чаще всего наблюдались в Иерусалиме и в Париже. Тем не менее за пределами Флоренции они скорее воспринимались как анекдотичные, а состояние не было официально признано расстройством и не было включено в «Диагностико-статистическое руководство по психическим расстройствам»[3].

Брайтвизер утверждает, что когда узнал о синдроме Стендаля, то испытал потрясение от отождествления с ним. Прямо перед ним, задокументированное врачом, лежало описание его coup de cœur. Он почувствовал признательность за это открытие: ведь он теперь не одинок и не является столь явным изгоем среди людей.

Далеко не всякое произведение искусства способно вызвать подобную реакцию у Брайтвизера – вовсе нет, – однако в момент, когда его «уносит», он реагирует на уровне инстинкта, мгновенно и как будто под гипнозом. «Искусство для меня – это наркотик», – говорит он. В отношении обычных наркотиков он настоящий трезвенник: никакого табака, кофеина или алкоголя, разве что глоток вина из вежливости при случае, и уж точно никакой марихуаны или чего покрепче. Однако от хорошей дозы искусства ему сносит крышу.