Музейный вор. Подлинная история любви и преступной одержимости

Чем больше Брайтвизер читает, тем больше жаждет. Они с Анной-Катрин продолжают воровать достаточно бодрым темпом, подчас даже ускоряясь. В августе 1995 года в замке Шпиц, на берегу одного швейцарского озера, за выходные они крадут сразу два экспоната: рыцарский шлем шестнадцатого столетия, комфортно поместившийся в рюкзаке, и песочные часы ручной работы, пристроившиеся в шлеме. В дальнейшем они крадут даже дважды в день из двух разных музеев: раз с утра, раз после обеда.

Они прирожденные воры, невероятно хладнокровные, готовые рисковать. Справедливости ради, однако, стоит признать, что иными своими успехами они обязаны самим провинциальным музеям, которые по части безопасности до странности полагаются на честность посетителей. Идея усиленной защиты музеев от краж кажется чем-то парадоксальным, поскольку их миссия не в том, чтобы прятать ценности, но делиться ими со всеми, кто хочет ощутить себя как можно ближе к предмету, без всяких ограничений со стороны охранных систем. Положить конец всем музейным кражам раз и навсегда можно запросто: взять и запереть все ценности в подвалах и приставить к ним вооруженную охрану. Разумеется, музеям тогда придет конец. Их отныне придется именовать банками.

Всякий раз, находясь в музее, Брайтвизер замечает, что музеи изо всех сил стараются обеспечить душевный контакт с искусством. Можно, конечно, добавить охраны, кордонов безопасности, бронированных витрин, стеклянных заграждений перед картинами и электрических систем наблюдения, но вряд ли это поможет восприятию искусства. И если создается впечатление, что многие музеи из ограбленных Брайтвизером опасно не защищены, – то так оно и есть.

Директора малобюджетных музеев не любят говорить на тему безопасности, ведь, когда распределяется финансирование и речь, например, заходит о современных мерах против хищения, таких как сигнализация толщиной в нитку, которая вшивается в холст картины, подобным затратам почти всегда предпочтут закупку новых экспонатов. Публику ведь привлекут новые произведения искусства, а вовсе не усовершенствованная система охраны.

В провинциальных музеях зачастую действует некий негласный уговор. Музей позволяет близко подходить к бесценным предметам, охраняемым весьма условно. Публика же, в свою очередь, обязуется не трогать эти предметы, уважая то, что все они являются общим наследием, которое зачастую наполнено духовным смыслом и пронизано аурой места – оно должно быть открыто и доступно каждому. Брайтвизер при поддержке Анны-Катрин просто какая-то раковая опухоль на этом общественном достоянии. Обогащая себя, он обездоливает остальных.

Но даже если музей все делает правильно, выделяет финансирование и прилагает усилия для обеспечения безопасности, Брайтвизера все равно не остановить. В сентябре 1995 года они с Анной-Катрин посещают музей в университетском городке Базеля, который находится неподалеку от его любимой швейцарской библиотеки по истории искусств. Его цель – выставленная в музее и описанная в брошюре эксцентричная картина маслом кисти голландского мастера золотого века Виллема ван Мириса, изображающая аптекаря с помощниками за процессом изготовления лекарства. Живопись экспрессивная, реалистичная, с примесью нелепицы: в виде помощников аптекаря здесь представлены дитя, два ангела, попугай и обезьянка. Взглянув на полотно, Брайтвизер вспыхивает от радости. Он не в силах сдержать улыбку.

Камера слежения направлена прямиком на ценный экспонат. Брайтвизер с Анной-Катрин могут смотреть на картину, не попадая в зону действия камеры, но самого наличия видеонаблюдения обычно достаточно, чтобы отказаться от кражи. Однако Брайтвизер замечает пустой стул: он поднимет их шансы. Поведав о нем Анне-Катрин, он прикидывает, достаточно ли этого, чтобы она поступилась своими правилами. Он, конечно, заметил реакцию Анны-Катрин на портрет аптекаря. Стоический вид, какой она обычно напускает на себя в момент кражи, на этот раз кажется неубедительным. Картина на обоих, похоже, оказала веселящее воздействие – настоящее эстетическое шампанское. Наверняка ей доставит такое же удовольствие, как и ему, созерцать это произведение, нежась в теплой кровати. Анна-Катрин позволяет ему осуществить намеченный план.

Развернувшись к объективу камеры спиной, глядя прямо перед собой и не поворачивая голову ни на дюйм, Брайтвизер с опаской приближается к полотну. Он входит в зону обзора камеры, намеренно позволяя себя заснять. Одной рукой прижимая картину к стене, он подсовывает другую под изображение аптекаря и осторожно снимает проволоку с крючка.