Муж для княжны Волконской

рошо. Разгулявшихся золотоискателей нет и в помине, А то с таким характером обязательно бы подрался. Утром встал поздно. Вымылся, тщательно побрился, заспешил вниз в трактир, навстречу вкусным запахам жареного лука, мяса, специй. В трактире народу было побольше, чем вчера, шумно. Два половых быстро сновали по проходу, разносили графины с водкой, огромные миски с жареным мясом, горячей кашей, супом. Данила прошел наискось, вышел на террасу. Тут под навесом стояло три стола. Один был занят веселящимися охотниками, за вторым сидел одинокий мужик, а третий стол пустовал. Сюда тоже доносился запах жареного мяса и неизменного дикого лука. Тут было уютнее. Тянуло свежим ветерком, отсюда были видны далекие сопки, лес, а если повернуться — улицу во всю длину. За соседним столом охотники громко разговаривали, стучали по крышке стола рукоятями огромных ножей. Такие ножи, с рукоятями из рогов оленей, Данила увидел впервые здесь, на Дальнем Востоке. Половой подбежал, наклонился:

— Чего изволите?

— Мяса с кашей.

— Водочки? Есть особая, местная. Китаезы привозят, на женьшене. Есть даже на гадюках настоянная. Данила поколебался, ответил, сожалея:

— В другой раз. Половой заметил его колебания, понимающе ухмыльнулся. Данила собирался есть не спеша, поразмыслить, помечтать о золотоволоске, княжне Волконской, но желудок требовал своего. За соседним столом кашлянули. Там мрачно веселился за полупустым графином водки широкоскулый, с темным от солнца и ветра лицом, одинокий мужик. Одет добротно, хотя пиджак и штаны поношены, а сапоги разбиты. На поясе висел большой нож.

— Хорошо ешь, паря, — сказал он, оборачиваясь к Даниле. — Если так и работаешь…

— Хочешь нанять? — осведомился Данила. Мужик засмеялся, показывая желтые прокуренные зубы:

— Впору самому наниматься. Просто уважаю людей, которые хорошо едят. Данила покосился на него. Похоже, этот мужик уважал весь трактир. Тут ели все в три горла.

— Меня зовут Иван Битый, — сказал мужик. — Промышляю золотишко, зверье. Вообще чем Бог пошлет в тайге.

— Данила Ковалев. Занимаюсь всем помаленьку. Сейчас пробую себя в торгашестве. Внезапно на террасе стало тихо. Данила ощутил на себе заинтересованные взгляды. Казалось, жрут да пьют, ни до кого нет дела. Ан нет, тут гав не ловят, такие сюда не едут. Не зевай, Данила, на то и ярмарка.

— Ковалев, — протянул Битый раздумчиво. — Не тот ли, что маньчжурских людишек побил? Самому нойону, говорят, руку прострелил! Потом еще гиляцкую девку у китаез отбивал?

— Похоже, что я, — неохотно согласился Данила. И похоже, что про него уже поползла плохая слава. Слава скандалиста и забияки, человека отпетого. Это была не та слава, к которой он стремился, но имя Данилы Ковалева принадлежало — увы! — ему. А вместе с именем и эта недобрая слава.

— И тот самый, который отказался наняться к Ворошиле? — продолжал Битый крепнущим голосом. — Теперь понятно, паря. Данила с досадой ответил:

— Видно, весь город знает, кто я и чем занимаюсь. Теперь бы еще и мне это узнать! Битый ответил с усмешечкой, но миролюбиво:

— Не серчай, а то печенку испортишь. Город маленький, все на виду. Ты парень заметный, удалой. Когда про драчку прослышали в других местах, сюда потянулись всякие разные. Пристав ругается, грозится, но не пойман — не вор. Говорят, Ворошило нанял беглых каторжников. Хоронятся в лесу, ждут. Но это слухи, за них не посадишь.

— А люди Гена? — спросил Данила.

— У него их меньше, зато места знают лучше. Корнями тут проросли. Кого в долгу держат, кого в страхе. Трудно тебе придется. Ты, как бурундук, между двух медведей. Далеко на улице показались скачущие лошади, за ними темнел верх крытой коляски. Данила несколько мгновений тупо смотрел на приближающийся экипаж. Мысли его бродили вокруг картины, где бурундучок зажато верещит между разъяренными медведями, потом едва не подпрыгнул. Верх коляски сдвинут назад^ на сиденье сидит его золотоволоска, княжна Волконская! Рядом «держится пухлый розовый парняга, одетый по-городскому, чисто, даже франтовато.

Данила приготовился проводить ее тоскующим взглядом, но коляска свернула на эту сторону улицы, плавно остановилась перед постоялым двором. Пухлый соскочил первым, подал руку княжне. Она сошла легко, как мотылек, едва коснувшись его руки. вдвоем они поднялись на террасу. Навстречу, предупрежденный, спешил хозяин, толстый, раскрасневшийся на кухне среди котлов. На нем был чистый и, к удивлению Данилы, выглаженный фартук. На толстой морде, мокрой от пота, расплылась широчайшая улыбка:

— Ваше сиятельство! Как мы рады, как рады! Что же не упредили, встретили б с почетом. Изволите пройти на кухню? Откушать? К изумлению Данилы, все трое пошли на кухню. Битый насмешливо оскалился:

— Как же — не упредили! Чуял, что приедут. Готов, как волк на морозе.

— Что они поперлись к грязным котлам? — спросил Данила, сбитый с толку. — И хозяин, этот дурень, рад… Битый засмеялся: