Муж для княжны Волконской

— Ну же! Смелее! Два года добирались сюда. Сжились с дорогой, притерпелись. Наш край. Сегодня 5 августа 1907 года. Запомните начало новой жизни! Мужики начали покидать плот, перетаскивать на сушу детишек, птицу, утварь, а Данила уже полез на высокий берег. На плотах остались четверо братьев: Илья, Карп, Аким и Ефим, крепкие и работящие, как все в роду Ковалевых. На них положиться можно. И он, Данила Ковалев, всегда был непоседливым. Взобравшись на крутой обрыв, Данила вломился в чащу. Стояла духота, воздух был влажный, прелый, под ногами хлюпало. Крупные желтые муравьи, с громадными, как у жуков, головами, бегали по верхушкам трав. Часто попадались пеньки, трухлявые, развороченные медведями, расклеванные дятлами. Он выбрал прямую бескорую сушину — сухостойную березку, легко срубил. Неподалеку стояли сухие ели, Данила поколебался — от них жару меньше, — но выбирать не приходилось, скоро стемнеет. За время двухлетнего изнурительного переезда выяснилось, что старики, которые в общине заправляли делами, теперь оказались растерянными, неумелыми. Тут знание обычаев не помогало, и Данила все чаще делал по-своему. В другое время за такое своеволие быть бы ему битому кнутами принародно, но на плотах старый уклад нарушался, и хотя старикам вроде бы подчинялись, но их знание жизни в двухлетнем путешествии на далекую реку Амур ничем помочь не могло. Они были в том же положении, что и молодежь. В вожаки незаметно выдвигался тот, кто быстрее осваивался на новом месте. Плоты закрепили, а нехитрое имущество переселенцы перетаскали на берег. Коров и коней держали у воды, несмотря на насмешки амурца: мужики увидели медвежьи следы и еще, сказывают, в этих краях водятся огромадные тигры, коим корову или коня на один кутний зуб! Илья и Карп разожгли костер. Жена Ильи, которая прибыла на втором плоту со свекром, крепкая статная Настя, умело сварила в чугунном котле кулеш со старым салом. У Ильи было трое вечно голодных воробышков. Накормить их досыта не всегда удавалось. И все же они росли не по дням, а по часам, быстрые, широкогрудые, смышленые. Данила с братьями, еще неженатые, помогали старшему чем –могли. В свою очередь Настя кормила их, обстирывала, чинила одежду. Только Ковалевы поужинали по-человечески. Остальные пожевали сухарей, а кто и сухарь не смог донести до рта. Завалились под пологи, а кто уснул мертвецким сном прямо тут же у костра. Утром просыпались тяжело, с удивлением. Не было привычного плеска воды, не воняло рыбой. Это уже не Амур и не Уссури — приток Амура, а твердый сухой берег Имана, который впадает в Уссури. Можно бы забраться и дальше в верховья реки, плоты проходят, но лето на исходе. Надо попробовать пустить корни тут. Если повезет, то здесь вырастет село, а то и город. Данила с братьями спал непривычно долго. Затем наскоро поглотал, обжигаясь, горячую кашу, схватил ружье и ушел.

Далекие сопки и темная тайга были охвачены утренним туманом. Тяжелые волны косматых облаков ползли над рекой, касаясь воды. Противоположного берега не видно, будто стоят на берегу моря. Мужики, шлепая по мокрому песку, бродили вдоль берега, по отмелям, осматривали заливчики, рассуждали насчет рыбы. Если не врут, то рыбачить тут привольно: невод не порвешь о коряги, а рыбы, особенно в нерест, бывает немало.

— Эй, — закричал Данила, — вы хлеб приехали сеять или в рыбаки идти? Пошли смотреть места для раскорчевки. Мужики, будто только и ждали команды, разом полезли на высокий берег, цепляясь за корни, хилые кусты. Данила пошел вперед, кося глазом на послушно бредущих за ним людей. Вожаком никогда не был, ходил всегда в одиночку, но сейчас, как видно, не нашлось ни старшего, ни смелого. Они взобрались на невысокую сопку. Вдоль берега тянулась широкая полоса, где рос редкий смешанный лес. Высились ясени, тополя, рядами шли лиственницы, редкими башнями стояли исполинские кедры. Часто виднелись поляны, заросшие высокой травой. Дальше поднималась стена черного непроглядного леса с его буреломами, чащами и зверьем.

— Там, — сказал Данила, — никуда не денешься, придется расчищать землю. Велика матушка Расея, но готовых земель не осталось. Потом польешь, и хлеб поднимется. Главное, вода сюда не доберется. Вода в амурских реках поднимается высоко, сами слыхали, а тут берег высокий. Эту воду можно спустить, канавы прокопаем быстро.

— А земелька?