Муж есть муж

О! Вивет! Я ее не видела. Она щебечет в манеже. Она играет с линялыми деревянными шариками. Как когда-то Вивиан. Потом мальчики. И Игнасио. И очень давно я, Людовика.

- Как дела, малышка?

Вивиан, не видя меня, высунулась в окно своей комнаты, причесывая длинные волосы, как Мелисанда*( Героиня пьесы Жерара де Нерваля “Пелеас и Мелисанда”), которую она однажды споет. Потом она исчезает в комнате, говоря с кем-то, должно быть с Томасом.

С грохотом открывается дверь, я немного лучше прячусь и вижу Консепсьон (Вернулась! Осанна! Амнистия!) Она выходит с обоими мальчиками. Мне кажется, или они ластятся к ней больше, чем до ее отьезда? Но это доказывает, что они нормальные. Ну же, я не буду стервой в день возвращения. Они взрослые, мы все взрослые. Даже я. Кстати, Консепсьон твердой рукой посылает их к источнику наполнить керамические кувшины. Она хватает вылетевшего из-за угла Игнасио, целует его и тащит на кухню.

- Я тебе покажу!

Снова на пустой сцене нет никого, кроме Вивет.

Мне страшно.

Жан, ты где?

Все тихо, а там где ты, всегда есть музыка. Все тихо. Почему ты не играешь для ящератории? Почему?

Может быть, тебя здесь нет? Ты, может быть, совершил отличный от моего путь? Я покинула тебя, не предупредив. Я возвращаюсь, не предупредив. С чего бы тебе меня ждать? Это женщины ждут, не мужчины, это известно со времен глубокой Античности.

Может быть, я была неправа, что уехала? Может быть, я нарушила порядок?

Мне страшно.

- Агу!

Вивет увидела меня и здоровается. Она радуется, выпрямляется, опирается на стойки манежа. Ее улыбка растет по мере моего приближения.

- Флехххх! - говорит она, явно заинтересованная моей одеждой. Она хватает меня за палец, пытается проглотить ультрамариновый ноготь, отступает и теряется в созерцании рубинов на моих джинсах…

Вивет, капелька моей крови, ты, которой в 2000 году будет двадцатьпять лет, мне надо рассказать тебе секрет:

Я влюблена

И я боюсь. Ты понимаешь меня, потому что ты женщина. Я принадлежу прошлому. Ты принадлежишь будущему, но у нас общий знаменатель - Мужчина.

Ты будешь смеяться, думая о старушках без лифчиков, мечтавших освободить женщину.Ты будешь перемещаться в прозрачных пузырях, чтобы попасть из одной точки в другую, одетая в белое, обтянутая синтетической кожей. Ты будешь жить в доме из металла. Фонкод будет старым воспоминанием, и ты будешь рассказывать своим детям:

- Я знала необычайный дом. Дом старинных времен…

Ты будешь так же вспоминать о женщинах старинных времен: твоей матери, твоей бабушке, твоей прабабушке.

Ты тихо скажешь:

- Они любили своих мужей…

И я надеюсь, что детский голос продолжит:

- Как ты, мама.

Потому что я очень хочу, чтобы мир менялся, при условии, что младенцы останутся чистыми и нежными, а мужья всегда любимыми. Я готова существовать пережитком среди мутантов, если буду уверена, что мужчины никогда не забудут, что они изобрели любовь и музыку.

Музыка.

Еще до того, как раздались первые ноты, я почувствовала, как задрожали ящерицы в виноградных лозах.

Сердце Фонкода билось, и мое билось вместе с ним, счастливое, успокоенное.

Я оставила девочку в ее манеже и очень медленно ушла к музыке.

К Жану.

Жан. Я люблю смотреть на тебя, когда ты об этом не знаешь. Я не понимаю, как я могла тебя покинуть. Ты такой серьезный. Ты так хочешь делать хорошо! Ты склоняешься над нотами, как школьник. Ты поднимаешь голову. Ты размышляешь. Ты улыбаешься. Ты записываешь что-то и продолжаешь свое исследование. Ты играешь увертюру к La Forza del Destino. Ты играешь мгновения нашей жизни.

Я не смогла долго выдержать.

Я подошла, обвила руками твою шею и - как вечером твоего приезда - ты целовал кожу, которая проходила у твоих губ.

Потом ты понял.

Пианино замолчало. Ты не сразу посмотрел на меня. Ты сначала закрыл глаза, как будто говорил ”Наконец-то!”. Когда ты их открыл, ты увидел меня. Ты испустил громкий крик, потом рассмеялся и бросился на меня.

Слава Богу, ты ничего не имеешь против блондинок!

Я перевела дыхание и обнаружила Альбина и Поля, окаменевших на пороге гостиной. Бедные малыши, они думали, что их отец предается разврату под самой сенью семейного очага! Облегчение Поля, закричавшего: “черт, это мама!” растопило мне сердце.

После была коррида, они все пришли, и я решила уезжать почаще, потому что меня никогда до такой степени не любили, я никогда не получала столько поцелуев, ласк, комплиментов. Прыгал, лаял и плакал Октав. Хороший сторожевой пес, смотри-ка, он даже не услышал, как я пришла! Я переходила из рук в руки, меня находили обалденной, великолепной, отпадной!

Вдруг я сказала:

- У меня рыба в машине!

Ура! Все началось с начала, я снова подпоясаю фартук, буду резать лук… но Жан удержал меня за руку, пока остальные бежали к Заячьей губе.

- Нет, - сказал он.

И я осталась.

Мы долго смотрели друг на друга. Потом он меня обнял.

Мне было хорошо.

Слышно было, как дети смеются в саду.

В воздухе что-то витало, как аромат сдержанного обещания, и я поняла, какой цемент скрепляет наши камни.

Ты прижал меня к себе еще сильнее и сказал:

- Ты увидишь…