Муж и жена

В центре стола, на возвышении, напоминающем маленькую газовую плиту, стояла огромная сковорода. Все сооружение походило на походное снаряжение, каким мог бы воспользоваться шеф-повар с тонким вкусом и склонностью готовить на открытом воздухе. Здесь же стояли тарелки с тонко нарезанной говядиной, белыми кусками тофу и наложенными горкой сырыми овощами, некоторые из которых оказались мне знакомы.

— Сакияки, — сказал я. — Чудесно.

Она пришла в восторг:

— Все европейцы любят сакияки. Его придумали в Японии в те времена, когда император начал есть мясо. Начало двадцатого века. До того только рыба.

— Я не знал. Никогда не слышал об этом. — С этими словами я опустился в мягкое кресло, с удовольствием утопая в нем.

Хлопнула пробка от шампанского, и она разлила вино по бокалам.

— Кампаи, — прокомментировал я.

— За здоровье, — поддержала она.

Она обошла стол, быстро поцеловала меня в губы и тут же бросила несколько кусочков говядины и сырых овощей на шипящую сковородку, полив их потом каким-то соусом. За стеной соседка перестала играть гаммы и начала исполнять «Песню без слов». И так эта музыка печально и грустно звучала, вызывая ощущение, что все навеки потеряно, что у меня перехватилодыхание.

— Соус называется варасита. Сделан из соевого соуса и сладкого рисового вина с добавлением сахара. Знаешь, что будет дальше?

Рядом с двумя деревянными мисочками на столе лежали два яйца.

— Мы взбиваем сырые яйца и обмакиваем в них говядину и кусочки овощей, — произнес я, с трудом преодолевая спазм в горле.

— Ха! — воскликнула она. — Как я вижу, ты большой специалист по сакияки.

Вдруг я тоже кое-что увидел. Неожиданно я понял, что мои мечты никогда не станут явью, даже через тысячу лет. Я мечтал начать все сначала — убежать вместе с Казуми, взять с собой моего сына. Вот чего я хотел. Не просто завести новую женщину. Не только это. Но восстановить свой мир и свою семью. Я хотел новую жену, новую жизнь.

Честное слово, не знаю, куда бы мы поехали. В Западную Ирландию. В Париж. Может, было бы достаточно просто переместиться в другой конец Северного Лондона. А может, ограничились бы и Примроуз-Хилл. Куда-нибудь. Мы собирались, и в моих мечтах мы были уже в пути.

Теперь я понимал, что моим мечтам не суждено осуществиться. Казуми в этом не виновата. Просто слишком большую цену требовалось заплатить. Слишком от многого нужно было избавиться, уж очень большой кусок жизни пришлось бы выбросить, прежде чем я смог бы начать все сначала.

Я подумал, что мои чувства к ней — любовь, нежность, можно назвать это как угодно — являлись самым главным.

И были неправдой.

Имелись другие вещи, которые имели значение.

Я понимал, что мог бы использовать привычный метод. Можно поддерживать половинчатые отношения с Сид и одновременно общаться с Казуми, делая отношения и с ней такими же половинчатыми. Обманывая их обеих всеми возможными способами. И мне сошло бы это с рук — ложь Сид, Казуми, но больше всего самому себе, когда я убеждал себя в том, что искренне люблю их обеих. Каждую по-своему.

Но если пытаешься любить двух женщин одновременно, то в результате не любишь никого, по крайней мере не так, как они того заслуживают.

Стараешься любить обеих, и вот что происходит — разрываешься пополам.

Чтобы вести такую двойную жизнь, необходимо иметь сердце, сделанное из камня. Так же, как и для другой женщины. Я знал, что Казуми не создана для подобных отношений, что она не может быть только моей любовницей. Она недостаточно холодна, недостаточно стара и недостаточно толстокожа. Она не могла быть объектом любовной связи на стороне именно потому, что не обладала этими качествами. Поэтому я ее и любил. У нее было самое прекрасное и нежное сердце на свете. Я все еще верил в это. Даже сейчас.

В конце концов, я изучил ее достаточно хорошо. В ней я видел свои собственные черты или, по крайней мере, лучшие из моих черт. Она искренне верила, что способна найти любовь, которая преобразует весь ее мир. Наверное, она была права. Но теперь я точно знал, что это будет не со мной.

Этой женщине нужно все или ничего. Именно поэтому я любил ее. Теперь я знал это точно. Я ее любил. Но она не создана для интрижки. Все в ней было так, как нужно, кроме этого. Она являлась романтиком. Можно говорить что угодно о восторженных душах, о разгроме и перевороте, которые они оставляют после себя, но одну вещь никто немо-жет отрицать. Романтики никогда не удовлетворяются вторыми ролями.

— Казуми, — осторожно начал я, вставая. Она удивленно посмотрела на меня.

— Проблема с яйцами? Ты не любишь сырые яйца?

Я бережно поставил ка стол фужер с недопитым шампанским.

— Сырое яйцо — нормально. Просто… я не могу. Мне очень жаль. Я должен идти.

Она кивнула, пытаясь осознать сказанное, постепенно заводясь.

— Ну и иди тогда. Возвращайся к своей жене.

— Прости.