Муж и жена – одна сатана

И поскакали служивые во главе с царицей свергать с трона императора постылого и коварного… Никакого сопротивления Пётр III не оказал, сразу размяк и подписал отречение от престола без раздумья. Его кумир и коллега по венценосному делу прусский император Фридрих II35 сказал с сожалением: «Пётр оставил престол совершенно так, как уходит послушный ребёнок, когда его посылают спать».

Сон оказался вечным. Императора группа гвардейцев препроводила в Ропшу, где его и удавили. Алексей Орлов36 новоиспечённой императрице писал, что Пётр заспорил за столом с князем Барятинским, «не успели мы разнять, а его уже не стало. Сами не помним, что делали, но все до единого виноваты»37.

Конечно, никто наказан не был, все были награждены. Нет императора – нет проблемы… Серкидон, не называйте будущую жену дурой. На всякий случай, не называйте, а тем более прилюдно.

А Потёмкин? Был ли он награждён? В обязательном порядке! За участие в дворцовом перевороте, за красивые глаза, за темляк, вовремя поданный, получил бравый вахмистр 600 душ и 18 тысяч рублей. С тем и отбыл в отчий дом под Смоленск, дабы отдохнуть дома…

Говорят, что дома и солома едома, а как отдохнёшь дома, так по телу истома. И как умудрился Григорий Александрович среди такой благодати прихворнуть – непонятно. Но занемог горячкою. И без того мужчина горячий, и надо же, такая хворь. Решил он вылечиться быстро и пригласил знахаря. Соорудил знахарь доморощенную припарку, и обвязал ею буйну голову. Возможно, бывали случаи, что припарки от горячки помогали, но на этот раз – не случилось. Не облегчение снизошло, а жар прихлынул к голове, и к глазу, который заодно с головой был обвязан. От жару нестерпимого сорвал Григорий Александрович то, что на голову было намотано, видит – на глазу остался нарост, зрение застилающий: стал болящий, не ведающий что творящий, нарост булавкой отковыривать… В результате таких манипуляций окривел.

Вот, Серкидон, к чему приводит самолечение. Заклинаю Вас: никаких знахарей – только в районную поликлинику.

Жизнерадостный страстный мужчина двадцати четырёх лет не на ратном поле, а дома да по собственной дури лишился глаза… А показалось, что вместе с глазом лишился всего на свете, и жизнь потеряла смысл. Засел Григорий Александрович в комнате с закрытыми ставнями, стал бороду растить и книги читать, готовясь уйти в монастырь… Вот тут и вломились в дом к отшельнику братья Орловы. «Здорово, тёзка, – крикнул Григорий,38 – приказала императрица тебя осмотреть…» Освидетельствовали Орловы соперника на кривизну и повезли его в Петербург с лёгким сердцем, веруя, что одноглазый да учёностями замороченный особой конкуренции в борьбе за обладание царственным телом не составит.

Ошиблись братья, одним глазом увидел Потёмкин больше, чем они восьмью. Но о том, как взвился Григорий Александрович соколом выше братьев Орловых, в другой раз.

Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.

-9-

Приветствую Вас, Серкидон!

Опять у нас ЕГЭ. Опять угадываем мужа Екатерины. Бац! Потёмкин.

Какой Вы везучий! Вы опять угадали. Всё верно, вторым мужем государыни императрицы был Григорий Александрович Потёмкин. Вы, наверное, сделали звонок к другу, а другом Вашим оказался Лопатин Вячеслав Сергеевич39, историк, автор книг и о Екатерине, и о Потёмкине. Учёный, который плещется в восемнадцатом веке подобно дельфину. Судьбоносное венчание описал он так, будто сам венцы держал:

«Стояла светлая белая ночь, когда шлюпка отвалила от Летнего дворца на Фонтанке, затем вошла в Неву, пересекла её и двинулась по Большой Невке. Там, в отдалённой, глухой части города возвышался Храм Святого Сампсония Странноприимца, основанный по повелению Петра Первого в честь Полтавской победы… Храм сохранился до наших дней. Чуть более 500 шагов отделяют его от берега Большой Невки. В соборе перед красным иконостасом духовник Императрицы Иван Панфилов и обвенчал её с Григорием Александровичем Потёмкиным. Свидетелями были: камер-юнгфера Марья Саввишна Перекусихина, камергер Евграф Александрович Чертков и адъютант Потёмкина, его родной племянник Александр Николаевич Самойлов, поручик лейб-гвардии Семёновского полка».

Тяжело далась священнику фраза «жена да убоится мужа своего», но императрица подбодрила мягким кивком, и духовник неловкость сию преодолел.

8 июня 1774 года состоялось сие великое таинство, таинство и в смысле церковном, и в смысле светском. Никто в империи, кроме участников ночного мероприятия, долгое время не знал о тайном венчании, а свидетели, духовник и брачными узами навек скреплённые о нём молчали.

Записка Екатерины Алексеевны князю Потёмкину от 8.07.1774:

«Баинка, я завтра буду и тех привезу, о коих пишете. Да Фельдмаршала Голицына шлюбки велите готовить противу Сиверса пристани, буде ближе ко дворцу пристать нельзя. Прощайте, будьте здоровы, а мы будем к вам веселы так, что любо будем. Monsieur le Gros (Господина Толстяка (фр.) позовите, буде изволишь. Adier, mon Ami (Прощайте, мой друг (фр.)»