Муж и жена – одна сатана

Но что для него все остальные! Все эти спутники и прихлебатели! Представление предназначалось только ей! И государыня насладилась зрелищами сполна: её кортеж окружала блестящая татарская гвардия, потрясающая царицу джигитовкой, её приветствовали толпы киргизов, нагайцев, туркмен, по рекам плыли роскошные галеры, за ними шлюпки с парнями и девушками, которые пели простонародные песни, на берегу толпились красочно разодетые люди, проводились маневры казаков, стреляли из пушек, эскадроны неслись навстречу своей повелительнице, в Херсон вместе с императором австрийским она въехала на огромной колеснице, во время всего путешествия по Тавриде она жила в домах с садами равными Эдему, в Карасубазаре, где она жила уже не в доме, а во дворце с фонтанами и водопадами, для императрицы был сделан сказочный фейерверк из 300 тысяч ракет, невиданная иллюминация! Горы были разукрашены вензелями императрицы, в Севастополе во время обеда вдруг отдернули занавес, закрывавший вид с балкона, и рассыпались в стороны мурзы и казаки, и перед восхищёнными зрителями открылась Севастопольская гавань с десятками больших и малых судов. На эскадре был поднят штандарт и раздался грохот салюта53.

Во время пребывания в Крыму императрица сияла, она потеряла голову и от чудесной природы крымского края, и от представлений, и от внимания и почестей, и от восторгов окружающих. В Бахчисарае, вся переполненная чувствами, государыня писала любимому ученику и другу (так она называла Потёмкина) стихи. Выбирала языки: французский… немецкий… в конце концов написала в пику Татьяне Лариной на русском. «Стихи на случай сохранились; //Я их имею; вот они…»54

Лежала я вечер в беседке ханской,

В средине бусурман и веры мусульманской.

Против беседки той построена мечеть,

Куда всяк день пять раз имам народ влечет.

Я думала заснуть, и лишь закрылись очи,

Как уши он заткнув, взревел изо всей мочи…

О, Божьи чудеса! Из предков кто моих

Спокойно почивал от орд и ханов их?

А мне мешает спать среди Бахчисарая

Табачный дым и крик… Не здесь ли место рая?

Хвала тебе мой друг! Занявши здешний край,

Ты бдением своим все вяще укрепляй.

И напоследок Вам скажу. На высоком горном перевале, осматривая окрестности, восхищённая императрица заключила: «Крым – самая лучшая жемчужина в моей короне!» Её путешествие обошлось казне в 10 миллионов рублей.

Настал черёд Григорию Александровичу съездить в Петербург.

В Таврическом дворце был устроен грандиозный и легендарный бал, который вспоминали не иначе, как сказочную феерию. Потёмкина же сравнивали с волшебником из «Тысячи и одной ночи». Всё, что могло поразить воображение было собрано: вазы из каррарского мрамора и печи из лазурного камня, бюсты славнейших мужей древности и золочёный слон, обвешанный бахромами из драгоценных каменьев, склонённые знамёна и пленные турецкие паши, волшебный маскарад и упоительная кадриль в двадцать четыре пары знатнейших дам и кавалеров, иллюминация, которую зажигали триста служителей, и пышный балетный спектакль, а в центре дворца, в зале под куполом – подобие великолепного храма, где над колонами из красного мрамора с позолоченными капителями на мраморном карнизе золотыми буквами было начертано имя императрицы. Ну и конечно прибавлен обязательный в то время эпитет – Великая. В зимнем саду на красном мраморном подножии стоял образ императрицы, иссечённый из чистейшего белого мрамора в рост человеческий. И на подножии опять же золотыми буквами:

Матери отечества и мне премилосердной».

Коленопреклонённый Григорий Александрович, в алом кафтане и епанче из чёрных кружев, целовал руку императрице. Она была в русском платье с длинными рукавами и с богатой диадемой на голове. И у него, и у неё на глазах были слёзы, это была их последняя встреча…

Екатерина, вернувшись к себе, не могла уснуть, она была, точно Наташа Ростова после первого бала, полна впечатлений. Решила поделиться ими с бароном Гриммом, села за письмо, описала всё, что припомнила, даже начертила план дворца, указав место, где сидела, с немецкой точностью отметила, сколько времени провела в Таврическом дворце, похвасталась тем, что это их совместная с Потёмкиным постановка. И закончила:

«Вот как, сударь, посреди тревог, войны и угроз диктатора (т.е. короля прусского) мы проводим время в Петербурге»55.

Обошлась казне эта «постановка» меньше, чем освоение Крыма, однако немало стоила. Но ведь, если любить, то любить по-царски…

Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.

-11-

Приветствую Вас, Серкидон!

Позвольте присовокупить к рассказу о князе Таврическом такую историю.

«Однажды, уже находясь в зените славы и могущества, за дорогим столом сделался светлейший князь как-то вдруг мрачен и стал ногти грызть. Гости и слуги притихли, ожидая, что будет. А светлейший молвил: