Официант принес две бутылки вина. Мистер Грей хотел разлить его по бокалам, но свой я наполнила сама, да так, что вино выплеснулось мне на платье. Затем я подняла бокал высоко над головой и уронила его, наслаждаясь резким, звенящим звуком, с которым он разбился. Я разразилась громким, пронзительным, вызывающим смехом.
Мистер фей был просто шокирован.
— Смейтесь! — шепнула я ему угрожающим тоном. — Я хочу, чтобы вы смеялись! Смейтесь громко!
Он засмеялся. Я кинула взгляд в прорезь, откуда множество людей за столиками смотрело на нас, пытаясь понять, кто там так беспардонно шумит. Этого я и ждала.
Я ладонями растрепала волосы, так что заколки полетели во все стороны. Затем схватила бутылку вина и с ужасающим дребезгом разбила ее о пол. Затем снова рассмеялась и вскрикнула:
— О, Джерри!
Опрокинула свой стул и прыгнула к мистеру фею на колени, обнимая его и прижимаясь лицом к его лицу так, будто хотела поцеловать. Он не мог заметить, что в тот же момент я с силой толкнула ногой занавес, и тот все же рухнул, открывая всем присутствующим меня, сидящую на коленях «Джерри».
Многие привстали со своих мест, чтобы как следует разглядеть происходящее, и когда я сама встала, стараясь казаться раздосадованной и пристыженной, то оказалась лицом к лицу с Генри.
Я никогда не забуду его глаза… Они были безмолвны…
— Ирэн… Ирэн… — невнятно повторял он.
В первые несколько мгновений я притворялась напуганной, не ожидавшей такого поворота событий. Но затем дерзко вздернула подбородок и нахально кинула ему:
— Ну что?
Он сделал шаг назад. Вздрогнул, прикрыл глаза ладонью и наконец сказал:
— Не буду тебя тревожить.
Он развернулся и пошел к мисс ван Дален.
— Давай пойдем в другое место… Клэр, — сказал он ей, и они вместе ушли.
Я провожала их взглядом до тех пор, пока они не вышли за дверь. Вот и все.
Теперь мной правило бесконечное спокойствие. Я повернулась к мистеру фею, который к тому моменту уже закрепил занавес на место.
— Не печальтесь, миссис Стеффорд, — сказал он. — Мне кажется, это к лучшему.
— Да, мистер фей, к лучшему, — ответила я.
Мы вернулись за стол и закончили наш ужин в тишине и спокойствии. Сознание мое прояснилось, и я разговаривала с ним, улыбалась ему и флиртовала по-настоящему изящно и без тени иронии. Он был очарован и вскоре предпочел забыть о той сцене, что я устроила. В половине одиннадцатого я попросила его проводить меня до дому. Он был без сомнений расстроен, что наша встреча окончилась так скоро, но ничего не сказал и с достоинством подвез меня на своем автомобиле до двери.
— Скоро ли мы встретимся снова? — спросил он, взяв меня за руку.
— Скоро, очень скоро… и будем видеться часто, — ответила я, и он уехал абсолютно счастливым.
Я вошла в квартиру и замерла, простояв так некоторое время… не могу даже вспомнить, как именно долго. Дело было сделано…
Я вошла в кабинет Генри, увидела валяющиеся на полу бумаги, подняла их и положила обратно на стол. Стул был отодвинут на середину комнаты, и я придвинула его обратно. Разложила по местам подушки на его диване, сложила в одну стопку все его графики и чертежи, разбросанные на столе. Его линейки, циркули и другие принадлежности были разбросаны по всей комнате. Их тоже сложила ему на стол. Развела огонь в камине… В последний раз я могла сделать для него что-то из того, что делает жена для мужа…
Когда все вещи в конечном счете были разложены по своим местам, я подошла к камину и села возле него на пол. Кресло, в котором обычно сидел Генри, стояло неподалеку, и там же лежала подушка, на которую он обычно клал ноги. Я не осмелилась сесть в кресло, а просто легла на пол и положила голову на подушку. Поленья потрескивали в камине, освещая пол в темноте мягким красноватым цветом, и слегка потрескивая в ночной тишине. Я лежала неподвижно, прижавшись губами к подушке…
Я мигом вскочила, когда услышала, как ключ поворачивается в замочной скважине входной двери. Я вышла в гостиную и встретила Генри, который был невообразимо бледен. Он даже не посмотрел в мою сторону, снял свою шляпу и пальто и повесил их на вешалку. Затем направился в свой кабинет и, поравнявшись со мной, кинул на меня многозначительный взгляд. Он вошел в комнату первым, я за ним.
Некоторое время мы молчали. Затем он заговорил, сурово и холодно:
— Ты мне что-нибудь собираешься объяснить?
— Мне нечего объяснять, Генри, — ответила я, — ты сам видел.
— Да, видел, — сказал он.
Он прошелся по комнате туда и обратно, затем остановился. Улыбнулся с отвращением и ненавистью.
— О, это было потрясающе! — вскричал он, но я не отреагировала. Он был вне себя от ярости. — Ты… ты… — кричал он, ударяя ладонью о ладонь, — как ты могла? — Но я по-прежнему молчала. — И я четыре года называл своей женой такую, как ты? — Он сжал свою голову руками. — Ты меня с ума сводишь! Это же просто бессмыслица! Не может быть, чтобы это была ты! Ты не такая! Не можешь быть такой!
Я ничего не ответила. Он схватил меня за руки и поднял на ноги:
— Говори, черт тебя дери! Отвечай! Зачем ты так поступила?