Остаток ночи Игорь провёл в мансарде. Рухнул ничком на кровать и впал в беспамятство, на какие-то доли секунды удивившись, что всего несколько часов назад на этой самой кровати он плавился от нежности и страсти. Из беспамятства сна на рассвете его вытащила Анна Николаевна, деликатно хлопавшая по плечу.
— Игорь, Игорёк, семь часов уже, нам надо к Савельичу ехать. Просыпайся.
Он с трудом заставил себя открыть глаза, выползти во двор и окончательно пришёл в сознание только после того, как окатился холодной водой из ведра. Потом наскоро слепил какой-то бутерброд, захлебал его чаем, заставил что-то сжевать и Анну Николаевну, и они пошли к электричке, так как после вчерашних расходов денег у него осталось совсем чуть-чуть.
Савельич встретил их почти молодцом. Заострённость черт, напугавшая Игоря ночью, прошла, бледность тоже отхлынула, да и губы утратили синюшный оттенок. На прединфарктника — завотделением, встретив их в холле, сказал, что у старика прединфарктное состояние — он не походил. Но, тем не менее, датчики какие-то тянулись от его груди к небольшому монитору на тумбочке.
— Ну, Савельич, и напугал же ты нас, — сказал Игорь, присаживаясь возле кровати и как-то очень естественно переходя со стариком на ты, словно имел на это полное право после ночных волнений.
— Выдумал тоже, с сердцем фокусничать, — добавила Анна Николаевна, садясь на второй стул. — Это я у нас в семье сердечница, это мне надо нитроглицерин сосать. А я тебе вчера скормила все запасы.
— Игорь, Аня, я должен объяснить, — медленно проговорил старик.
— Да что уже тут объяснять, мы всё поняли, — взяла его за руку жена.
— Поняли? И ты меня простила? — повернул он к ней голову.
— Да за что же тебя прощать? Какие-то ворюги угнали у Игоря машину и сами же за это поплатились, в аварию попали. А нас с тобой напугали до полусмерти. Что же тут прощать?
— Ты не знаешь, — сказал Савельич. — Игорь, а ты знаешь?
— О чем, Сергей Савельич?
— Ты сказал вчера «отец».
— Ну да, сказал. Не надо было?
— Надо. Я твой отец.
— Конечно, Савельич. Вы с Анной Николаевной давно уже мне как родные, — начал соглашаться Игорь, но старик остановил его взглядом.
— Анечка, постарайся меня понять и простить, — повернулся он к жене. — Игорь, я должен тебе рассказать… А то вот так прихватит в следующий раз, помру и не успею… Игорь, твоя мама, Люсенька Захарова, и я… Мы… В общем, ты мой сын. Ты на самом деле мой родной сын.
В наступившей тишине стало слышно, как прибор отсчитывает биение сердца Сергея Савельича. Игорю показалось, что это удары его собственного сердца бьются в черепной коробке, отдаваясь в висках.
Людмила проспала почти до девяти. Она бы ещё с часок, наверное, прихватила, но в комнату вошёл Аркадий с телефонной трубкой в руке.
— На, поговори с дочерью.
— Сонечка? Соня, доброе утро! — сказала Людмила хриплым спросонья голосом.
— Это не я соня! Это ты, мамочка, у нас сегодня соня-засоня, — зазвенела в трубке дочь. — Мы с бабушкой уже успели кур покормить и огурцы с грядки собрать, и смородину, а ты там, в своей Москве, ещё спишь!
— А что мне ещё тут делать, грядок же нет с огурцами, — улыбнулась Людмила. — Как вы там с бабушкой?
— Ой, отлично! Уже вишня поспела и абрикосы тоже. Я почти всё дерево объела. Жалко, что вы с папой только через две недели приезжаете, абрикосы уже отойдут.
— С папой? — не поняла Людмила. Причём тут Аркадий, он ведь не хотел никуда ехать, она одна к дочери собиралась. И не через две недели, а через три, после своего дня рождения.
— Ну да. Он мне рассказал, что вы решили твой день рождения здесь отпраздновать. Вот здорово! Вы молодцы, что так придумали. А мы с бабушкой тогда тоже сделаем тебе сюрприз. Знаешь какой?
— Какой? — засмеялась Людмила. Тоже мне сюрприз, сразу же рассказывает!
— Мы накроем стол во дворе и позовём всех твоих подружек. И тётю Таню, и тётю Марину и тётю Валю Сучкову позовём… Ой, мам, а знаешь, что мне вчера Сашка Сучков сказал? Что я клёвая герла! Вот дурак, да, мам?
— Ну почему сразу — дурак? Может, он тебе так в любви объяснился.
— Нужна мне его любовь сто лет! Мам, приезжай скорее, у меня столько новостей!
— Хорошо, Сонюшка, я постараюсь, — улыбнулась она в трубку.
— Ну всё, пока, мам, я бабушке трубку отдаю!
Людмила ещё несколько минут поговорила с матерью, получив полный отчёт, что делает и с кем дружит Сонька. И только нажав отбой, поняла, что сделал Аркадий. Позвонил дочери и сказал, что они вместе к ней приедут. Оба. Вдвоём. Как будто не было вчерашнего разговора и её слов о разводе.
— Поговорили? — заглянул в комнату муж. — Тогда прошу к столу, кушать подано!
— Что? — оторопела Людмила. О чём это он? Что значит — кушать подано? До сих пор в этом доме кушать подавала только она. А если не успевала во время, выслушивала пространные претензии и нотации на тему плохой жены.
Накинув халат, она вышла на кухню и остолбенела. На столе стояли два прозрачных бокала с апельсиновым соком, две тарелки с толстыми кусками омлета и блюдце с нарезанным ломтями помидором.
— Аркадий, что это? — ошарашено спросила Людмила.