Муж на час

— Да нет, не очень, рублей сто пятьдесят. Так купить?

— Купи. Спасибо.

С конфетами и малиной расправились быстро, и Людмила, глядя на довольные лица коллег, чувствовала, что приходить в своё привычное состояние. Всё было как всегда. Как год назад. Месяц назад. Неделю назад. В прошлой жизни, до Игоря.

Глава 13

Анна Николаевна первой прервала молчание, разлившееся в палате ощутимой тяжестью.

— Я подозревала, я догадывалась, — её голос прозвучал спокойно и устало.

— Анечка, прости. Прости, я очень перед тобой виноват. Мне сразу надо было признаться, но я побоялся за твоё сердце!

Голос Савельича звучал глухо, и Игорю на мгновение показалось, что он смотрит какую-то дурацкую дешёвую мелодраму.

— Но я предпочитала думать, что это просто так совпало, что Игорь похож на тебя, — продолжала женщина. — Он очень похож на тебя в молодости. Кто его мать?

— Люсенька Захарова, бухгалтер в нашем управлении. Вряд ли ты её знала.

— Знала. И даже запомнила — светленькая такая, худенькая, в кудряшках. Да?

— Да.

— Я помню, как ты пригласил её на танец. Помнишь, ваше управление устроило большой праздник на день строителя? И эта девушка так просияла, так потянулась к тебе… Знаешь, Серёжа, женщины обычно интуитивно чувствуют такие вещи. И я тогда поняла, почувствовала, что между вами какие-то отношения, но потом уговорила себя, что мне показалось. А потом у тебя неприятности начались с этим ОБХСС, с судом…

— Да, Анечка, да. Ты меня простишь?

— Серёжа, ну о чём ты говоришь! За что мне тебя прощать? Люся погибла, ты изменился. Ты Игоря мне подарил.

— Анна Николаевна, Сергей Савельич, — от упоминания своего имени Игорь словно очнулся. — Объясните мне, что происходит? Вы что, были знакомы с моей матерью?

— Я работал вместе с твоей мамой, — Савельич повернул к нему голову и отыскал взглядом его глаза. — Я был главбухом, она — бухгалтером на группе материалов. Пришла к нам сразу после курсов, молоденькая, девчонка совсем. Мне тридцать шесть, ей восемнадцать. Светленький такой воробышек, очень старательная и очень скромная. Меня боялась! — В его голосе прозвучала ностальгическая теплота, и Игорь подумал, что Анне Николаевне это, наверное, тяжело слушать.

— Серёжа, Игорёк, вы поговорите тут без меня, а я в холле посижу, — словно услышала его мысли Анна Николаевна.

— Спасибо тебе, Анечка, прости меня, — спохватился Савельич, протягивая жену за руку.

— Серёжа, перестань извиняться, — Анна Николаевна мягко взяла его ладонь. — Ты если в чём и виноват, так только в том, что сразу не сказал Игорю, что ты ему родной отец.

— Анечка, я боялся. Я и сына оставить не мог, и тебе признаться не мог. Я за сердце твоё переживал, и очень боялся потерять вас обоих. Тебе ведь нельзя волноваться!

— Как видишь, можно. Ты, вон, разболелся, а я держусь, — Анна Николаевна прижала ладонь мужа к своей груди, словно показывая, как именно она держится. Потом отпустила его руку и сказала:

— Ладно, вы поговорите тут без меня, вам есть о чём. А я снаружи побуду, не хочу вам мешать.

— Ты понимаешь, как мне с ней повезло? — спросил Савельич у Игоря, когда Анна Николаевна вышла за дверь.

— Понимаю. Поэтому ты не захотел жениться на маме?

— Нет. Я хотел жениться на Люсеньке. Я просто не знал, как сказать об этом Ане. Тянул всё, с духом собирался. И я поздно узнал, что Люсенька беременна.

— А как же у вас всё случилось? — спросил Игорь, отогнав мимолётную мысль, что он не очень деликатен. Какая может быть деликатность, если до семи лет он считал, что его отец погиб, а после семи — что остался круглым сиротой.

— Да так как-то… Она так смешно меня боялась, просто трепетала в моём присутствии. Краснела, заикалась даже. А потом на празднике, Аня сейчас вспоминала, я пригласил Люсеньку на танец. И она как-то так ко мне потянулась… Аня правильно почувствовала, между нами тогда действительно что-то такое заискрилось. Ну, знаешь, как оно бывает…

Семён Савельич прикрыл глаза, заново переживая тот вечер: вальс, скользкий паркет Дома культуры строителей, тонкая девичья талия под одной ладонью, тонкие девичьи пальцы во второй ладони, серые огромные глаза, глядящие прямо в душу и золотистый локон, спадающий на чистый высокий лоб. Он вспомнил, как сказал ей шутливо, справляясь с вдруг поднявшейся волной эмоций: «Ну, Люсенька, теперь, надеюсь, ты перестанешь меня бояться. Видишь ведь, я совсем не страшный!» «А я вас и не боюсь!» — она посмотрела на него таким взглядом, что до него дошло — да, действительно, не боится. А заливается краской рядом с ним, и голос дрожит в его присутствии, похоже, совсем по другой причине.

— Полгода она в нашем управлении проработала, полгода при мне заикалась и краснела, а я только в тот вечер понял, почему. Она влюбилась в меня, Люсенька. Твоя мама меня полюбила. Хотя до сих пор не понимаю, почему. Ей, восемнадцатилетней, я должен был стариком казаться…

— Савельич, ты её что, соблазнил?