– В самом деле? – спросила я и с облегчением заметила, что Тулли вновь взялся за вилку.
Сейчас Симми уверенно шла впереди меня по тропинке. В руке у нее была корзинка с копченым кроликом и лепешкой, которую она испекла этим утром на углях из воды и муки. Часом раньше, когда мы уже собирались отправиться к Леди Элис, Симми позвала меня в свою спальню. В комнате, как и во всем доме, царил идеальный порядок. У стены стояли два разномастных шкафа. Напротив размещалась двуспальная кровать, а в углу примостилось плетеное кресло-качалка. Симми стояла перед зеркалом, которое было встроено в дверцу шкафа. Платье она приподняла до груди, и между скомканным подолом и трусиками выпирал ее огромный живот.
– Только посмотрите, как он разрезвился, – заметила она, с улыбкой глядя на свое отражение.
Я шагнула ближе, с опаской протянув руку к туго натянутой коже. Симми взяла мою ладонь и прижала ее к своему животу. Внезапно я ощутила движение – что-то острое перекатилось у меня под рукой. Может, локоть, а может, коленка. Это ощутимое присутствие жизни принесло мне явное облегчение. Что ни говори, женщины вынашивали и рожали детей задолго до появления врачей, больниц и витаминов для беременных. Я уже представляла себе этого ребенка. Наверняка он родится с десяткой по шкале Апгар – маленький крепыш, готовый наполнить криком весь дом. Кожа у него будет светлой, как у Симми, а глаза, как у Тулли, голубыми.
– Чудесный будет малыш, – промолвила я.
Симми кивнула и повернулась к зеркалу боком.
– Я уже люблю его – или ее – так сильно. Пожалуй что слишком сильно.
– Нельзя любить слишком сильно, – возразила я.
Но как же хорошо я ее понимала! Беда только в том, что сильная любовь делает вас уязвимым.
Симми вновь опустила платье на живот, после чего присела на кровать, чтобы завязать кроссовки.
– Как получилось, что у вас нет детей, мисс Майя? – спросила она, затягивая шнурки.
Я молча наблюдала за ней, размышляя, как лучше ответить. Сказать, что я еще не готова?
– Тулли говорит, это потому, что вы – доктор, – заметила Симми. – У вас просто нет времени на детей.
Я присела на старенькое кресло.
– Мне трудно забеременеть, – ответила я. – А когда это происходит, у меня случаются выкидыши.
Симми глянула на меня, в изумлении приоткрыв рот.
– Это когда дети выходят слишком рано? – спросила она.
– Именно. Они выходят слишком рано, и я их теряю.
Симми поиграла шнурком на ботинке.
– А вы очень хотите ребенка, – промолвила она. – Я слышу это по вашему тону.
– Мы с мужем оба хотим, – ответила я. – Это как раз одна из тех вещей, которые соединили нас. Мы хотим большую семью.
Что же теперь будет соединять нас, подумала я, если семьи не получилось?
– Простите, что я заставила вас прикоснуться к моему ребенку, – сказала Симми.
– Все в порядке, солнышко. Я очень за тебя рада.
– Может, вам кого-нибудь усыновить? – глянула она на меня с надеждой, и вновь я задумалась над тем, как ответить. Внезапно до меня дошла простая истина, которую я так долго скрывала от себя: мне не нужна еще одна беременность. Больше я этого не выдержу. Да и не должна. При этой мысли я почувствовала внезапное облегчение, смешанное с внезапным и неожиданным гневом на Адама, который и слышать не хотел об усыновлении. Я бы взяла любого ребенка – взрослого, больного, чужого. Словом, любого. Я бы наполнила его жизнь любовью, и моя собственная жизнь тоже заиграла бы красками.
Я вдруг поняла, что судорожно сжимаю подлокотники кресла, а Симми внимательно смотрит на меня. Я не могла очернить Адама – ни в своих глазах, ни перед Симми.
– Ты права, мы можем усыновить ребенка.
Симми откинулась на спинку кровати.
– Ваш муж, какой он? – спросила она.
Казалось, прошли не дни, а месяцы с тех пор, как я в последний раз видела Адама.
– Он красивый, как твой Тулли, – приступила я к описанию. – То есть внешне они совсем разные, но оба очень привлекательные. У него каштановые волосы и большие карие глаза.
– Должно быть, он очень умный.
– Ты права. И он из тех, с чьим приходом сразу становится светлее, – напомнила я себе, стряхивая недавнее раздражение. – Таких, как он, все любят.
– А к вам он хорошо относится? – спросила Симми.
Я отогнала от себя мысли о том, как холодно держался со мной муж после того, как узнал об аборте. В воображении всплыл тот чудесный парень, за которого я выходила замуж.
– Замечательно, – ответила я. – Терпит все мои причуды и неврозы.
– Что такое невроз?
– Ну, – пожала я плечами, – что-то вроде тревоги… беспокойства.
– У меня тоже есть неврозы, – серьезно кивнула Симми.
– Они у всех есть, – утешила я ее.
– Этот ребенок – мой самый большой невроз.
Я с удивлением глянула на девушку.
– Почему ты так говоришь?
– Просто так, – она погладила свой тугой живот. – Я сильно беспокоюсь из-за него. Или из-за нее.
– Это нормально для неопытной мамы, – с улыбкой заверила я ее. – Всякая мать беспокоится за своего малыша.
Симми вновь глянула на свой живот.