Муж-озеро

…Еще издали среди зелени ее внимание привлекло необычное цветовое пятнышко. Что-то розово-сиреневое, похожее на… да нет, в это время таких цветов уже быть не должно! Однако, это оказалось то самое — цветущее волчье лыко. Чудеса какие-то! Эти тоненькие желтые прутики должны отцветать, самое позднее, в начале мая. А сейчас июль. Как, каким образом? Но ошибки быть не могло — это именно оно. И этот аромат, нереально-сладкий для северного леса! Словно тут потрудился какой-то дорогущий французский парфюмер. Танюша, правда, не знала, как пахнут дорогие французские духи, но это запах был таким густым и приятным, что казался съедобным. Как жаль, что все это обман, и растение ядовито. И розовые цветы, и золотистый стебель, и листочки, которые, опоздав, еще едва-едва проклюнулись из почек… Но все-таки это было так чудесно! Танюша опустилась на колени, чтобы приблизить нос к источнику волшебного запаха. «А может, это знак, — сказала себе она. — Вот вырос цветок, которому нельзя сейчас вырастать. Вдруг это он мне его послал!» Но тут же вздохнула и отстранилась — это звучало слишком наивно даже для того мира, в который она хотела переселиться и где на шее у нее болталась склянка с водой от ее мужа. «Разве мог бы он послать мне ядовитый цветок? Нет, конечно же, нет». Но фантазия не унималась: «Тогда объясни, пожалуйста, как могло зацвести волчье лыко в июле? И к тому же, точно на том месте, где ступали его ноги!» Танюша вздрогнула. Она вспомнила, что в сказках это был популярный сюжетный мотив: герой ступает, и из его следов вырастает какое-то растение. «Ты же знаешь, что сама все это придумываешь, — внушал ей разум. — Во-первых, почему именно волчье лыко? Почему, например, не вот та березка, или не то пятно вереска выросло из его следов? И вообще, почему на месте всей вашей лыжни что-то не вырастало? Кстати говоря, а отпечаток лыжи разве считается за полноценный след?» Танюша спорила: «Все равно, все равно, ты посмотри. Он знал, что я приду сюда, знал, что мне понравится запах, и потому посадил сюда этот цветок». «Мне кажется, ты сама чувствуешь, что искусственно стилизуешь сказку, — не унимался разум. — Ты же понимаешь, что здесь фальшь. Ну, сознайся!» «Может, я что-то такое и чувствую. Но у меня есть вот это — смотри! — она торжествующе сжала в ладони бутылочку. — Это ты как объяснишь? — И, воспользовавшись молчанием разума, продолжала: — Вот именно, никак. Да, я все это знаю и помню — и про фальшь, и про самовнушение, и про фантазии. Но, ты пойми, у меня же больше ничего нет. Мне не за что ухватиться. Ты мне больше не поможешь. Да, признаться, ты и раньше-то мне не помогал. Так что прошу — просто не мешай».