Муж-озеро

Был последний ходовой день, и он уже клонился к вечеру. За спиной остался последний на маршруте перевал. Перед глазами лежал довольно крутой, хотя и поросший березками спуск. Внизу он, подобно воронке, собирался в узкий каньончик заснеженной речки, которая уводила дальше в еловый лес.

— Прощаемся с горами, ребята! — романтично сказал Мишаня. — Теперь только вниз и вниз.

— Я бы на рюкзаке съехал, — пошутил Петя, — только вот боюсь в березку впилиться.

— Неправильно говоришь. Надо говорить «боюсь березоньку поломати». С нами же «зеленые»! — Мишаня подмигнул Танюше.

Мысленно все были уже в тепле, поедая сухари на драных дермантиновых сидениях ветхого вагона. Больше стало веселья и шуток, чаще слышались добрые слова. Даже в обращении обычно сухого Сереги то и дело проскальзывала какая-то нежность. Должно быть, он по опыту предвидел печаль, которая накроет, когда отогреешься и когда окончательно станет ясно, что поход завершен. Добротой к другим он пытался утешить себя.

— Ионыч! Сильно не подрезай, — крикнул Серега вперед, где между тощими деревцами виднелась фигура штурмана. — Снега больно много, и за день склон прогрелся, — сказал он уже тише, так что слышали только идущие следом Игорек и Данила. — Как бы чего не сошло.

— Тут же деревья. Если бы тут лавины сходили, они бы все давно полегли.

— Как полегли, так и встали, — без выражения ответствовал Данила. — Это ж деревья, не люди.

— Ион! Слышишь меня? — повторил Серега. — Заворачивай давай. Вниз короткими галсами.

— Куда он ведет? Там небось стланик. Сейчас проваливаться будем. — Мишаня особенно сильно не любил ивовый стланик, потому что из-за своего веса непременно проваливался в него, и потом долго, сопя и матерясь, вылезал на плотный снег.

— Ему-то что. Он весит, как соломинка.

— Ионыч, ты спускаешься?

Из-за кружевной завесы берез не видно было, куда движется рыжеватое пятно ионова рюкзака — то ли вправо, то ли влево. Он что-то отвечал, но слов было не разобрать: слышались только веселые, как обычно, интонации.

— Вот хрен! И здесь стланик! — Серега сделал шаг по ионовой лыжне и ушел вниз почти по бедро. Он высоко задрал ногу с лыжей и шагнул в сторону, но и там ждали предательские заросли, присыпанные сверху снегом и полые внутри. — Обходите, это надолго.

Группа рассредоточилась, пытаясь найти выход из стланика, иди хотя бы понять, где он заканчивается. Данила пошел тропить выше Сереги, Игорек повернул назад и вниз. Мишаня, девушки и Петя ждали, кому из первопроходцев больше повезет, чтобы последовать за ним. Вдруг в ушах у всех промелькнул странный звук. Как будто вдали быстро ссыпался снег с невидимой длинной крыши. Серега на секунду замер, а потом закричал что есть мочи:

— Ионыч! Ты как?!

Ответа не было. Вслед за сходом снега на склон легла гробовая тишина.

— Ионыч!!

В тот же миг все, кто мог и кто не мог, покатились вниз — туда, откуда был звук. Серега невероятным образом выпрыгнул из объятий стланика и понесся по склону огромными прыжками, по пути ломая березки. Игорек заскользил между деревьев короткими извивами, словно был не нагруженным туристом, а горнолыжником на дорогом курорте. Данила попробовал сделать так же, но упал и дальше поехал на рюкзаке, подняв кверху ноги, чтобы не лыжи не застревали. Мишаня, который только что тонул на каждом шаге, теперь летел вниз стрелой. Все это произошло в считанные секунды и в абсолютном безмолвии. Танюша еще не осознала, что случилась, но почувствовала что-то страшное. Она тоже забыла, что ей надо бояться склона, и ринулась за всеми, не разбирая дороги. Притормаживала она, лишь завидев препятствие прямо перед собой. Упав, она не заметила этого, и поползла дальше сначала на рюкзаке, потом на животе. Вскоре деревья кончились. Впереди лежала длинная наклонная поляна, заваленная комковатым снегом; она острым клинышком врезалась в березняк, и на самом краю виднелось несколько сломанных и поваленных стволов. Ее товарищи уже были здесь, но стали не похожи на себя. Ничего не говоря, даже не глядя друг на друга, все делали одно и то же: методично тыкали в снег палками. Кольца с них уже были сорваны, и палки погружались в снежную массу по самую рукоять. То и дело кто-то бросал палку и начинал ожесточенно рыть снег руками, как собака; но потом, чувствуя бесполезность этого, снова брался за щуп. Ближе всего к Танюше стояла Оля: неуклюже шепча бранные слова, она пыталась оторвать кольцо от своей палки. У нее не получалось, и наконец она бросила это, перевернула палку рукоятью вниз и принялась тыкать ею; рукоять была толстая и плохо входила в застывающее белое крошево. Оля всхлипывала, падала на снег и рыла руками. Только она да Ксеня произносили что-то. Остальные молчали, и только нестройно шуршали в тишине палки.