Муж-озеро

«Лавина сошла. Ион под ней», — колотнуло танюшино сердце. И тут же она перестала быть Танюшей, Танюшей жадной, глупой, трусливой и злой, а стала просто собственной палкой, долбящей снег, да загребающими руками. Вся душа ее сконцентрировалась в чувстве, что вот именно здесь нужно долбить и копать. Палка проходила, не нащупав ничего в полутораметровой толще, и тогда чутье бросало ее в другое место. Каждый раз ей казалось, что вот сейчас она точно нашла, что он именно здесь. Но, подолбив немного, она понимала, что это была страшная нелепая ошибка, и что с самого начала искать нужно было не здесь, а вот там. Она со стоном переползала на другое место и начинала долбить там, и так много раз. Усталости она не чувствовала; то существо, в которое она превратилась, не умело уставать.

Прошло сколько-то времени (Танюше показалось, что очень-очень много), когда она начала слышать голоса. Ребята уже перемесили палками весь лавинный вынос, превратив застывший снег в мягкое тесто. Нужно было придумывать, что делать дальше.

— Он тут стоял! — хрипел голос, в котором Танюша с трудом узнала Данилу. — Значит, его туда вынесло. — Кто-то, видимо Данила, перебежал со своей палкой в указанном направлении и снова застучал по снегу.

— Господи, помоги, господи, помоги, — шептал Серега, медленно поднимаясь вдоль выноса и втыкая палку на каждом шаге. Он уже делал это бессчетное число раз, прочесав снежный язык вдоль и поперек. — Ионыч, братец, где ты? Ну пожалуйста, ну отзовись, Ионыч!

Вынос был небольшим — длиной метров пятьдесят, а шириной, если считать посередине — примерно двадцать. Как какой-нибудь деревенский огород. Но толщина снега, судя по торчащим на краю березкам, была не меньше полутора метров. И где-то под этой толщей был погребен человек. Никто не знал, где он, и никто ничего не мог сделать. Оставалось только бессмысленно стучать палками, да рыть, да перебегать с места на место.

Вдруг Танюша услышала новый звук. Он был тихим и коротким, словно шел сквозь несколько стен. Она услышала его даже не ушами, а мозгом: просто поняла, что слышит. Она замерла на месте. Что это было? Это не был стук палок, и не торопливые шаги товаришей, и не шуршание разгребаемого снега. Что-то еще. Она подождала немного, и звук повторился. Теперь он был четче — а может, это ей так показалось, потому что она ждала его.

— Стойте!! — закричала она одними губами, замахав рукой. — Молчите, не шевелитесь! Вы слышите?

Ее призыв увидели и услышали; тотчас вся группа застыла, превратившись в неподвижные силуэты. Кто-то поднял палку и не успел опустить, кто-то стоял на коленях, держа перед собой пригоршни снега и боясь пошевелиться. Все смотрели на Танюшу и напряженно прислушивались. И звук пришел в третий раз. Теперь уже было ясно, что это такое. Это был крик, задавленный снежным цементом, задушенный им, обрезанный, так что от него оставалось лишь короткое движение воздуха. Но все его услышали. Серега, опасаясь заглушить звук, показал рукой на кончик лавинного треугольника и проговорил одними губами:

— Это оттуда! Я слышал! Все туда!!

Группа не побежала, а медленно покралась, высоко задирая ноги и стараясь ступать как можно тише. Звук послышался еще раз — теперь уже точно оттуда, где заканчивался вынос и торчали первые незаваленные деревья. Тогда уже все побежали. Серега и Игорек достигли края в три прыжка. Танюша, которая бежала последней, услышала сначала изумленный, а потом облегченный крик руководителя. Вскоре к нему присоединились другие. Среди бессвязных воплей, хруста снега и звука ломаемых березок слышалось «вот он», «копай тут», «вытаскивай», «да не тяни ты», «живой», «рожу ему очисти». Танюша, услышав первые слова, не добежала и бессильно опустилась на колени.

— Живой… Ионушка…

Но тут же силы вернулись, и она, подскочив, помчалась к суетящейся людской куче. Скатившись в края выноса и оттолкнув чью-то спину, она увидела голову и плечо Иона, торчащие из снега, и множество рук, которые выкапывали и поддерживали его. Лицо его было наполовину прикрыто собственными ладонями; должно быть, этот инстинктивный жест и спас ему жизнь, сохранив небольшой запас кислорода. Глаза его были открыты, но смотрел он куда-то мимо всех, никого не видя. Данила, Петя и Игорь копали. Серега, которому не хватило места, высовывался из-за спин и все время спрашивал:

— Ионыч, не молчи! Скажи что-нибудь! Ты нас видишь? Узнаешь?

— Живой, говорю тебе… Я ж потрогал. Не дергай ты его.

— Сейчас главное из снега вытащить.

— Отогреется и оживет…

— Смотри, ногу ему не сломай.

— Бл…, да как бы уже не была сломана…

— Отойди, пусти меня.

Петю и Данилу, которые от усталости начали уже задыхаться, сменили Серега и Мишаня. Девушек к раскопу не подпускали, и им оставалось только ползать вокруг, утопая в снегу и беспрестанно спрашивать, «как он там». Серега, наконец, пришел в себя.