Муж-озеро

— Я… в другой раз. Скажу глупости. Раз ты обещал их слушать.

— Ну вот и славно. А теперь ложись. Если получится, попробуй уснуть, хе-хе. — Он аккуратно, но властно уложил ее на подушку и принялся заново подтыкать одеяло.

— А ты… ты уснешь? — спросила Танюша, не сводя с него глаз.

— Я-то? Конечно. Сейчас дойду до себя и отрублюсь. — Ион лукаво улыбнулся. — Наверное, я должен был сказать, что тоже не буду спать всю ночь от волнения? Нет, не дождешься. Это я раньше волновался. Весь поход, можно сказать, мучился. Я теперь, когда ты связана обещанием по рукам и ногам, чего ж мне переживать? Пойду и усну спокойным сном… обладателя ценнейшей вещи.

— А вдруг вещь украдут? — вздумала пошутить Танюша, но тут же закрыла рот ладонью, потому что почувствовала, что опять вышла «всякая банальность».

— Не украдут. Она сама не пойдет. Я в ней уверен. — Ион заботливо укрыл Танюшу до подбородка, заткнул одеялом оставшиеся щели, а потом легонько коснулся рукой ее волос. Она почувствовала, что его пальцы чуть дрожат. — Ну, вот. Теперь закрывай глазки и пытайся уснуть.

Танюша было послушно выполнила его приказание, но тут же испуганно открыла глаза.

— Ионушка!

— Что?

— А не мог бы ты… Словом… Не мог бы ты тут чуть-чуть посидеть. А то я боюсь.

— Чего?

— Что ты исчезнешь. Ну, хотя бы минут двадцать, а?

Ион улыбнулся, как мать улыбается своему младенцу.

— Хорошо, солнышко. Но при условии — ты закрываешь глазки.

— Я закрою-закрою. — Танюша тут же с силой зажмурилась. — Только… а ты не мог бы взять меня за руку? — Не дожидаясь, она вслепую пошарила перед собой и поймала его руку.

— Ладно, держи, хе-хе.

— Я повернусь к стенке, чтоб тебе сидеть было удобно… — Не открывая глаз, Танюша повернулась и почти вжалась коленями в купейную перегородку.

Она не смела приоткрыть век, но чувствовала, как Ион осторожно, чтобы ее не задеть, устроился на кусочке пространства за ее согнутыми коленями, а плечом прислонился к перегородке. А еще она была уверена, что видит его лицо. Он не улыбался, а смотрел на нее серьезно и немного печально.

— Ты такой красивый, — прошептала Танюша, не открывая глаз.

Ион усмехнулся.

— Не обращай внимания.

— Как так не обращать?

— Да вот так. Я же на тебя не обращаю внимания. Ну, на то, как ты выглядишь. Мне все равно. Внешность людям знаешь зачем дана?..

— Чтобы услаждать наши взоры твоей красотой, — перебила она.

— Нет, солнышко. Чтобы своего любимого от других отличить. Но и то — на первых порах, пока ты его ищешь. А как нашел, так внешность вообще не нужна. Ты его по-другому чувствуешь. — Ион вздохнул — как показалось Танюше, грустно. — А теперь закрывай-ка ротик. Вот так. А то и правда не уснешь.

Танюша хотела еще что-то сказать, но вспомнила об указании и не разжала губ. Ион продолжал нежно гладить ее то по плечу, то по голове. Она напряглась, чтобы подумать какую-то мысль — но не смогла и уснула.

…

— Москва — это страшная, бездонная черная дыра. Она всасывает в себя миллионы людей из регионов, перемалывает их души, а их самих превращает в муравьев, — вещал Петя. — Они ползают, ползают друг по другу, теснятся, и думают, что им повезло оказаться здесь. А отрыжка, которую она не смогла переварить — вот она.

Он кивнул в сторону бомжей, лежавших и сидевших у парапета подземного перехода вокзальной площади. Серегина группа уже пару часов как преодолевала Москву, перебираясь с одного вокзала на другой — преодолевала в прямом смысле, как бушующий океан или перевал с ветром и метелью. Они успели дважды заблудиться в лабиринтах московского метро, и всякий раз долго и нудно возвращались в исходную точку. Навьюченные рюкзаками и лыжами, они так набегались, наискались и наволновались, что всем одновременно пришла в голову одна мысль: в лесу они чувствовали себя гораздо увереннее. Каменно-стеклянные джунгли оказались менее проходимыми, чем еловый лес; хитросплетение переходов, путей и эскалаторов, мозаика из стрелочек, надписей и иконограмм пугали и бесили. Тетки и дядьки в форменной одежде, стоявшие на страже этих адских чертогов, и впрямь походили на мифических церберов.

— Только ничего ни у кого не спрашивать! Ни слова! — напоминал Серега. В этом чуждом ему ландшафте он как-то сжался, став даже меньше ростом. — Тут сразу всех посылают. Они приезжих ненавидят. — Он остановился перед иероглифической надписью из множества картинок и стрелочек, и силился понять, куда им дальше идти.

— Да тут москвичей и нет. Тут все приезжие, — грустно хмыкнул Мишаня.

В своем туристском облачении, таком нелепом среди модной и чистой одежды других пассажиров, он задыхался от духоты и обливался потом.

— Потому-то они других приезжих и ненавидят, — сказала Ксеня.

— Как они вообще тут живут? — говорил Игорек, завистливо провожая глазами стильно одетую парочку, спешащую мимо с дымящимися стаканчиками кофе в руках. — И как во всем этом разбираются? — он показал на иконографику.

— Если с рождения тренировать, то и собаку можно научить команды выполнять. Они ж тут на уровне спинного мозга ориентируются.