Муж с пониженной социальной ответственностью

«А, может, и не надо было «надрываться»… спали бы, да и спали на сколоченных досках с матрасом, а не на югославском диване… Может быть эта «тетя» все-таки права? Зря я хотела чего-то большего, чем он сам делал для меня? .... Итог-то у нас с Эвой один, в результате… И что действительно для меня ценнее?» – она надолго погрузилась в тяжелые мысли. «Конечно, он ценнее! Но я же ведь для него и старалась. Что я делала плохого? Если бы он это для меня делал, то я вообще-бы на седьмом небе была… И потом… какая разница, кто что делал, если от души и по любви… Комплексы какие-то дурацкие – «кто главнее»… или «гавнее», как говорил в детстве маленький соседский Вовочка, не выговаривая букву «л». В конце концов, власть не дают – власть берут!!» – опять разозлилась она, но теперь уже сама на себя. Разозлилась потому, что снова начала себя оправдывать. Ее качало, как маятник. Она чувствовала, как этот внутренний процесс расходовал и отнимал ее жизненную энергию.

***

Все последующие дни она снова пыталась вызвать его на откровенный разговор, а он всеми силами его избегал. Доходило до смешного. Это было в выходные. После завтрака, она ему сказала, что пора бы уже поговорить… Услышав эту фразу, он вскочил из-за стола на кухне и быстро прошел в гостиную к своему большому письменному столу. Планировка в квартире такая, что кухня, гостиная и коридор располагаются как бы вокруг бетонного стояка кладовки, и при открытых дверях можно ходить вокруг этого стояка через все эти пространства. Когда приезжали дети, они именно так и делали – только не ходили, а, визжа и смеясь, бегали друг за другом по этому кругу, чуть не снося огромные межкомнатные висячие стеклянные двери, разделявшие гостиную на «танцевальный зал» и «телевизионную» часть. Так вот, когда она произнесла эту фразу, и он вышел в гостиную, то она, начав что-то говорить, автоматически пошла за ним, думая, что там, на диване, они, наконец, поговорят… Но, не тут-то было! Взяв какую-то бумагу со своего стола, он обошел через коридор стояк и вернулся на кухню. Продолжая говорить, она шла за ним… После третьего такого круга, она возмутилась:

– «Алеш, что ты, как ребенок, от меня бегаешь?! Давай присядем и поговорим! Сколько можно тянуть с этим разговором?» – его реакция была очень странной – он обернулся к ней, глаза были испуганные, и фактически прокричал:

– «Не смей мне говорить это слово… «бегаешь»!»

– «???!!!» – уже она с недоумением и страхом посмотрела ему в глаза, а в голове искрой мелькнуло: «Неадекват…»

– «А что такого ужасного в этом слове? И разве ты не бегаешь вокруг кладовки…»

– «Я не хочу… сейчас… ни о чем разговаривать… потом поговорим!!»

– «Леш, ну что вообще с тобой происходит?! Почему ты ко мне так относишься?»

– «Я БОЮСЬ тебя!!!!!!»

– «?!!…БОИШЬСЯ?!!! Ты серьезно? Почему?!!» – она опять подумала о реальной медицинской «фобии», как у Гальки.

Он ушел, и целый день его не было. Вернулся поздно. Сказал, что заходил к сестре и потом был в гараже…

День шел за днем. Постепенно он перестал сам звонить ей по телефону, а когда она ему звонила, то телефон был либо выключен совсем, либо был отключен звук – он не слышал, и потому не брал трубку. Таким вот образом работала «кепочка». Правда, потом он всегда перезванивал и оправдывался тем, что был на лекции и отключал звук. Но это стало входить в систему.

Улитка продолжала пятиться в свою раковину… Было такое впечатление, что его неумолимо захватывала какая-то своя фобия.

Вечерами он опять приходил поздно и, улегшись на диван под телевизор, всем своим видом демонстрировал отсутствие желания каких-либо серьезных разговоров. Спускал все на тормозах. Все ее старания поговорить, наладить отношения и «начать новую жизнь» шли прахом. Оставалось только ждать и терпеть. А вот терпения уже не хватало! Ей нужна была определенность.

29 мая 2015, 18:59 – От: Даши То: Aleksei