Муж в наказание-2. Свобода любой ценой

Эмир нервничает. Хотя с чего вдруг ему нервничать в свой день рождения? Но я улавливаю как гулко стучит его сердце, как оно дробит его ребра, колотится в грудную клетку. И мое старается угнаться за ним, подстраиваясь под его ритм.

Он улыбается, поднимая крышку. Я дрожу от волнения. Пульс ускоряется.

Я не знаю что там. Не знаю. Но та Диана, которая сейчас рядом с ним, знает.

Эмир заглядывает внутрь, улыбка постепенно сползает с его красивого лица. Несколько секунд он стоит молча и неподвижно.

Момент истины.

— Диана? — он возвращает мерцающий взгляд на меня, дыхание его прерывисто. — Ты... 

— Ну что уже там? Сколько можно? — в нетерпении выкрикивает Гарнер сквозь толпу гостей.

Эмир не реагирует. Он продолжает смотреть на меня. Только на меня, словно кроме нас в саду больше нет никого.

Он снова улыбается мне. Только его улыбка становится ещё краше, чем была.

Мы всех утомили затянувшейся паузой, особенно Анастасию. Она выхватывает коробку у Эмира. Секунды ей хватает, чтобы все понять.

— Это снимок! Снимок УЗИ! А-а-а-а! — верещит Ана. Она бросается на нас и вешается на шеи, задевая своим огромным животом мой пока ещё плоский. — Не может этого быть! Элмасы ждут ещё одного ребеночка! Поздравляю вас!  

Из всех здесь присутствующих Анастасия самая "беременная", однако это нисколько не мешает ей быть самой активной.

Зажмуриваюсь, жадно хватая ртом последние остатки воздуха. Горло удавкой передавило, смертельными объятиями. Я скоро отключусь. Потеряю сознание. Если уже не отключилась, поскольку голоса резко прекратились.

 — Меня кто-нибудь слышит? Ау! Я все еще здесь! Вытащите меня, прошу вас... — хриплю я из последних сил, теряя всякую надежду на спасение.

Внезапно тишину пронзает громкий хлопок. Он похож на...

Выстрел!

Волосы на теле встают дыбом, когда мою голову заполняют крики: женские, детские. Они мешаются друг с другом. Они отчаянно зовут на помощь.

Боже... Там творится нечто страшное.

Сидя на полу, я зажимаю голову между своими коленями. Хочу спрятаться от хаоса, от душераздирающих воплей.

Выстрелы повторяются. Снова и снова. Я насчитываю как минимум десять выстрелов, а затем вновь наступает тишина.

Сквозь сомкнутые веки просачивается свет. Я поднимаю голову и в один миг прихожу к расслаблению.

Сон... Это был кошмар...

Я лежу на полу в детской. Наверное я задремала, пока укладывала Марка спать, и мне приснилась такая жуть. Самый жуткий сон из всех, что когда-либо мне снились.

Я поднимаюсь, поправляю юбку своего платья и прическу, затем спускаюсь на первый этаж, поскольку Марка я комнате не обнаружила.

В доме тихо. Очень тихо для вечернего времени.

— Эмир, ты в доме? — в ответ тишина. — Кармен? Карменсита!

Входная дверь распахнута настежь, отчего холл наполняется посторонними запахами. Они исходят с улицы. Но этот запах далек от привычного аромата цветов, растущих в нашем дворе. Он тошнотворный, мерзкий.

Закрываю нос ладонью, чтобы меня не вывернуло наизнанку от этого смрада.

Может, все гуляют на заднем дворе?

Я сворачиваю за угол дома и ступни мои тотчас врастают в землю.

Крик застревает в груди, так и не выбравшись на свободу.

Я не верю... Не верю своим глазам.

Наш волшебный сад усыпан телами. Повсюду кровь и гильзы валяются от пуль, а в воздухе ощущается запах пороха... и смерти.

Одиннадцать. Десять выстрелов на одиннадцать человек.

Волна непоправимой боли сшибает меня с ног. Я заваливаюсь на траву и кричу. Что есть сил кричу, вонзив свои пальцы в рыхлую землю. Кричу, потому что больше ничего не могу сделать, а голоса нет. Я плачу, а слезы больше не идут.

Пытаюсь подняться и снова заваливаюсь на землю. Сил в ногах нет. У меня больше ничего нет. Ничего не осталось, кроме всепоглощающей боли.

Встаю на четвереньки и ползком добираюсь до Гарнера. Переворачиваю его тяжелое тело на спину и прикладываю палец к шее, нащупывая пульс.

Мёртв. Он мёртв.

Ползу к живой изгороди. Сквозь слезную пелену вижу Шаха и Анастасию с простреленными лбами, и меня выворачивают наизнанку.

— Простите... Я не хотела... Не хотела, чтоб так вышло.

Рядом с супругами в траве лежит Кармен и Мария. Можно было бы подумать, что они спят, но насквозь пропитанная в крови их светлая одежда ставит под сомнение это предположение.

Все здесь мертвы: и Мерьям, чей голос я не признала, и Арслан, и даже крошка Элиф.

Господи боже.

— Марк! Марк, сынок...

Откуда-то во мне берутся силы. Я вскакиваю на ноги, переступаю бортик фонтана, где в воде лицом вниз неподвижно лежит мой сын.

Я беру его на руки. На нем нет ни единой царапины, но он как и все здесь, уже не дышит. Марк захлебнулся водой.

— Родной мой, — прижимаю я его обмякшее тельце к груди. — Нет, дыши, дыши...