Муж в наказание-2. Свобода любой ценой

Элиф протягивает ко мне свои ручки, ловлю их сразу же.

— А Айсу где? — настороженно спрашиваю, поскольку обычно именно она возглавляет все чайно-кофейные церемонии.

Помрачнев, Мария меняется в лице до неузнаваемости.

— Уехала наша дорогая Айсу. Не смогла справиться с утратой. Теперь весь быт лежит на мне. Сейчас одна только радость в жизни осталась — воспитывать твое дитя, — скрывая тоску, она тискает Элиф за щечку, та задорно хохочет, соска вываливается изо рта, а мне же вдруг до того становится паршиво от самого себя. Остается успокаивать себя той мыслью, что я сделал единственный правильный выбор, решив сбежать из Стамбула, а не продолжать бессмысленную войну.

— А София, что?

— А что София? Свой эгоизм ей никогда не преодолеть, — отмахивается она, ребром ладони разрубая пространство между нами. — От Софии бессмысленно что-либо ждать. У неё одни кавалеры на уме. Сейчас она вообще редко бывает дома. Не удивлюсь, если совсем уже скоро Элиф будет меня называть своей матерью.

Вот у меня и появился ответ на мучающий вопрос. Судьба Элиф вне всяких сомнений изменится в лучшую сторону, если она будет являться частью нашей семьи.

Принимаю Элиф на руки, присаживаюсь на скамейку. Она замирает, глазками только и успевает хлопать, хватая меня за нос. Девчушка совершенно меня не боится, словно интуитивно чувствует особую связь между нами. Притихнув, она разглядывает меня внимательно, беззубо улыбается, сея в моем сердце умиление и любовь к себе. 

С каким бы скверным настроением я ни заявился сюда, сейчас всё по-другому. В настоящую минуту всё отошло на второй план. Всё, кроме Элиф.

Проявляется рвение. Стремление заботиться, дарить любовь и оберегать это чудо.

Хочется прижать к себе кроху, но я боюсь раздавить её. Ей уже полгода. В последний раз, когда я видел её, она была размером с мою ладонь.

Сейчас она немного подросла, но по килограммам и размерам существенно уступает Марку. Настоящая маленькая принцесса, нуждающаяся в материнской теплоте и заботе.

Мария возвращается, ставит поднос с чайником и свежей домашней выпечкой на столик. Доверху наполнив кипятком грушевидный стакан, она придвигает его ко мне.

— Как ты тут вообще справляешься? — начинаю я издалека.

Мария присаживается напротив и вновь отмахивается. Потянувшись в карман, она достает из него платок, сжимает его в кулаке.

— Сложно, Эмир, — на глаза её выступают слезы, она проходится платком по изможденному лицу. — Без тебя и Назара этот дом потерял своё сердце, а со смертью Каплана он лишился души.

Задираю голову вверх. Сощурившись от солнца, окидываю взглядом серое здание. Были времена, когда каждая в нём комната была заселена, а теперь большинство из низ пустует. Он стал похож на заброшенный дом, населенный приведениями. Кровных Элмасов в нем не осталось, кроме Элиф.

— А ты не думала, скажем, поменять место жительства? Уехать отсюда, как сделала это Айсу?

— Уехать из Стамбула?

— Из страны, — вношу корректировку и замечаю во взгляде Марии первый отблеск заинтересованности.

— Дорогой, я бы с радостью отдохнула недельку-другую, но как же Элиф? Да и за домом нужно кому-то приглядывать.

— За Элиф не беспокойся, за дом тем более. В ближайшее время я постараюсь уладить эти вопросы.

Если София не одумается, я увезу Элиф. Заберу к себе и её, и Марию. Но прежде предоставлю Софии выбор между дочерью и личной жизнью.

Чмокнув дочь, я кладу её в коляску, вкладываю в ручку погремушку.

— Мария, что ты знаешь о Чалыках? — перехожу к делу, отпивая чай, обжигающий глотку.

Поглощенные туманом глаза Марии как-то странно забегали. Зрачки мечутся из стороны в сторону, избегая меня.

— Да то же, что и все в нашем городе.

— Какое отношение они имеют к Элиф? — спрашиваю уже более требовательно. Мария непонимающе смотрит на дочь, поэтому я вношу уточнение: — Какое отношение Феррат Чалык имеет к моей матери? 

Мария туго сглатывает, прячет трясущиеся руки под столом и горько вздыхает. Либо она что-то знает, либо Чалыки добрались и до неё.

— Сложный вопрос, на который я не могу дать ответа. Я не знаю, честно. Феррата я видела однажды: когда он приходил за Мерьям. А вот Рифата, — начав за здравие, Мария заканчивает за упокой: — Рифат захаживал к нам вчера.

Момент — и все летит к чертям. Презрение и глубочайшая ненависть, давно дремлющие внутри, ждали своего часа и наконец-таки дождались. За те четыре месяца, проведенные в гармонии, я уже и забыл каково это гореть неистовой злобой, смешанной с жаждой крови. А сейчас я в полной мере ощущаю могущество и неукротимость своей ненависти по отношению к этому куску дерьма.

— Рифат был здесь? В нашем доме? — цежу я, стиснув кулаки до хруста. — Какого черта он здесь забыл?

В движениях, дыхании и мимике на побледневшем лице Марии наблюдается затаенная нервозность. 

— А я почем знаю? Как только пошли слухи о том, что Каплан скончался, он объявился в нашем доме. Надолго заперся в его кабинете, а когда вышел оттуда, там все было вверх дном! Он что-то искал. Но, судя по тому, что уходил злой как черт, то не нашел ничего. Эмир, он перепугал нас всех своим появлением.