Муж, жена, любовница

– Да, было дело, ушли молодые времена, я уж и вспоминать перестал про те годы. А сейчас вы мне напомнили, и заныло сердце... – Он залпом допил очередной бокал и мутными, ничего не выражающими глазами посмотрел на гостей. – Ну а вы как? Как отдыхаете? Хотите, я покажу вам все самое-самое, что здесь только есть? Яхты, пляжи, супербогатые отели... Могу провести внутрь. Увидите, как живут самые крутые богачи в мире. Хотите, правда? Я проведу вас бесплатно... Как вы тут отдыхаете? – Он начинал повторяться, становился навязчивым, неприятным, как обычно бывает с сильно выпившими людьми.

Он все еще ничего не подозревал. Просто русские пришли передать привет, пообщаться. Он рад. Ему здесь скучно, на этом райском острове. Он почти не смотрел на людей из Москвы, и разговор превратился в его бесконечный монолог. После обеда, как и полагалось, они пили ликеры, потом опять кофе, потом чай. А Питер все говорил и говорил.

И вдруг внезапно, как это бывает только близ экватора, наступила темнота. Жара начала спадать, Юлия предложила мужчинам выйти на воздух, и все вместе перешли на открытую веранду, где уселись в плетеные кресла. Мулатка снова подала чай, включила красивые фонарики в саду. Где-то кричали птицы, шершаво шелестели жесткие листья огромных пальм...

Юлия подошла к перилам и посмотрела на черное небо, усеянное крупными сверкающими звездами. Ей хотелось как-то дать знать Владимиру, что пора наконец приступать к тому главному, ради чего они затеяли всю эту авантюру. Она уже устала. Давно так долго не сидела в гостях, не слушала таких дурацких разговоров и таких самовлюбленных речей. Скоро мужчины окончательно побратаются, подумала она, анекдоты будут рассказывать и песни петь. Однако до анекдотов в тот вечер дело не дошло.

– Скажите, пожалуйста, Питер, у вас не найдется случайно камфары? – обратилась Юлия к изрядно захмелевшему хозяину как ни в чем не бывало. – У меня от этого климата что-то начались перебои с сердцем, пульс неровный, а вы ведь биолог, медик, у вас должна быть такая редкость.

Питер рассеянно посмотрел на Юлию. А она продолжала, чтобы не оставалось уже никаких сомнений:

– Вы знаете, камфара – это мое самое любимое лекарство. Вот уже больше года я ничего не признаю, кроме старой доброй камфары...

Питер застыл, вглядываясь в нее теперь уже хищно, пристально, как будто не веря своим глазам. На его лице промелькнуло выражение испуга, потом досады, и он махнул на гостью рукой, как будто отгоняя неприятное, надоедливое видение.

– Да тьфу на вас, что вы такое говорите? Что вы придумали? Какие перебои, какая камфара? Давайте-ка я вас проконсультирую по старой памяти... м-м-м, ну хотя бы завтра. Хорошо? Завтра утром приходите ко мне в клинику. Сдадите анализы. Ах да, у меня же здесь нет клиники... Вы знаете, я так привык к тому, что я всем могу помочь, всем друзьям, знакомым...

Но Юлия не дала ему договорить:

– И любимым женщинам? Так, Питер? – повела она свою партию.

– Что вы имеете в виду? Тех русских женщин, встречу с которыми я себе иногда позволяю? Да кто вы такая, чтобы со мной об этом говорить! Как вы смеете! – Он занервничал, почти закричал; со стороны его паника была сильно заметна. Он неотрывно смотрел на Юлию. – Русские женщины теперь настолько доступны, что это стало притчей во языцех во всем мире. Мне иногда стыдно, что я русский, что я говорю с этими проститутками на одном языке! Наши Маньки и Дуньки повылезали в большой мир, такие вульгарные, такие продажные, что просто стыдно, ей-богу, стыдно, когда такое видишь...

В темноте не видно было его глаз, но голос свидетельствовал о том, что он трезвеет так же стремительно, как ранее пьянел. Язык Питера заплетался уже меньше, а в голосе появилась совершенно трезвая настороженность. Похоже, он начал узнавать в Юлии ту женщину, с которой был всего год назад, но пока молчал об этом, явно не понимая еще, что к чему.

И тогда в разговор вступил долго молчавший Владимир. Его бас с легкой хрипотцой звучал резко и внушительно, голос разносился по темным уголкам сада, но здесь некому было подслушивать. И по мере того как он говорил, до Питера стало доходить, что речь идет о серьезных обвинениях.

– У нас есть доказательства того, – спокойно и размеренно говорил его странный гость, – что вы намеренно производили заражение молодых женщин вирусом иммунодефицита человека, применяя для этой цели стеклянный шприц с зараженной иглой. Этот шприц использует ваша жена, носитель вируса.

Владимир замолчал на секунду, и в наступившей тишине слышно было, как хрипло, тяжело, словно загнанный зверь, дышит Питер Питерсон. А гость продолжал: