Мужчина без чести (СИ)

Их семейная жизнь восстанавливалась около месяца, долгое время состоя лишь из поцелуев и касаний, но оттого не терявшая всей великолепности результата, пусть и наполненного ожиданием.

А ожидание, как принято считать, вознаграждается, что и было, в конце концов, в сентябре подтверждено.

Тем вечером, как Эдварду показалось, он раз и навсегда, окончательно, до точности в девяносто девять и девять десятых процента, закрепил веру в сущность антуриума. В Мужскую — свою сущность. И больше ни он, ни Белла не боялись причинить друг другу боль, к чертям разворачивая брачное ложе. Той ночью Алисе пришлось поспать в гостиной…

— Папочка, — Белла, кажется повторяющая зов в который раз, закатывает глаза, — Папочка, оторвись на минутку от вида, пожалуйста.

Эдвард, возвращая взгляду осмысленность, с удивлением смотрит на жену. Но быстро все понимает, когда Алиса, своим фирменным криком разрезая утреннюю тишину, просится на руки к маме.

— Наш Папочка, малыш, как и ты, любит витать в облаках, — посмеивается девушка, забирая дочь на руки, — и слезы здесь совершенно ни к чему.

Она нежно проводит пальцами по щекам девочки, убирая прозрачные капли. И улыбается, удовлетворенная результатом.

Мужчина смотрит на них. На схожие черты лица, на похожие улыбки, на блеск в глазах — его глазах — и медленно качает головой, щурясь.

— Что-то не так? — Белла изгибает бровь, удобнее перехватив малышку. Невозможно описать то, насколько счастлива, как не раз признавалась за последние четыре месяца.

— Ничего особенного, — отвечает Эдвард, вернув их в свои объятия, — за исключением того, что у меня теперь две принцессы.

Белла закатывает глаза, но по всему видно, что это шутка. Тем более, потом она улыбается.

— Знаешь, Алис, будешь водить своих парней к папе, — шепчет она на ухо девочке, отвлекая ее от игры с интереснейшей пуговицей маминой пижамы, — пусть он научит их говорить комплименты.

— Слава богу, до ее парней еще далеко…

— Уже готов к бою?

— Уже давно, — Эдвард приседает, опускаясь на один уровень с глазами своего Сероглазика, и шепчет:

— Пока еще она только наша маленькая девочка…

Миссис Каллен ничего не отвечает. Вместо этого, снова приподнявшись на цыпочках, целует мужа. Легко и целомудренно, но с огромной любовью. Мужчина почти физически чувствует ее мерцание на губах.

— Думаю, нам лучше вернуться в постель, — скромно предлагает Белла, оторвавшись от него и взглянув на почти поднявшееся солнце, — вечером будем задувать свечи с дедушкой, а для этого нужно хорошенько выспаться…

— Полностью поддерживаю, — Эдвард прикрывает окно, подмигнув малышке. В последнее время они с отцом по-настоящему сблизились и наладили «контакт», к великой радости Эсми. И больше не волновало ни оставшееся время, ни диагноз, ни какие-то отголоски прошлого. Зачем же?..

Эдвард с радостью встречает протянутые в свою сторону детские ручки. С радостью забирает девочку к себе. И, уложив в кроватку, с широкой улыбкой возвращается под одеяло, где уже ждет Белла.

— Спокойного доброго утра, gelibter, — бормочет она, устроившись на его груди и перебирая волосы на затылке.

Каллен хмыкает, обеими руками обнимая ее за талию.

— И тебе, моя Принцесса.

*

Это случилось восемнадцатого ноября две тысячи пятнадцатого года…

Обычный рабочий день, затянувшееся совещание о проблемах с поставщиками, пробка на выезде из офисного центра и мелькающие фары спешащих домой машин, движение которых, особенно под музыку, воспринималось едва ли не с улыбкой.

Вообще, «тайота», сменившая безвременную «мазду», казалась Эдварду лучшей из всех машин, бывших у него за жизнь. Во-первых, она была новой, только что с конвейера, а во-вторых, магнитола, прилагающаяся к ней, являлась лучшим подарком для любого меломана, которого Каллен недавно в себе открыл.

Звуки были настолько чистыми, басы настолько реальными, а голос певца звучал словно бы с соседнего сиденья… мужчина полюбил путь на работу, во время которого предоставлялась возможность насладиться хорошей музыкой.

И пусть теперь, вот уже как полтора года после переезда, добираться до офиса приходилось не пятнадцать минут, а хорошие сорок, но это никак не мешало и не омрачало существование.

Эдварду кажется, что уже ничто ему не омрачит. Жизнь, как бы пафосно такое ни звучало, никогда не была прекраснее.

Вчера Алиса назвала его папой. Сама, без просьб и подсказок, и, к тому же, достаточно четко, достаточно правильно. Они с Беллой были на седьмом небе от счастья.

А еще вчера звонила Розали, объявившая сестре о своей беременности. И Эммет, улыбаясь от уха до уха, как и он сам когда-то, когда впервые притронулся к животу Беллы, бубнил, что теперь они настоящие братья.

Вообще вчера – хороший день. Но сегодня все же лучше.

Эдвард улыбается. Сам себе, радостно, успокоенно, счастливо. Не может дождаться, когда вернется домой и снова услышит топот маленьких ножек, спешащих навстречу. И, может, снова услышит «папа». Снова до краев наполнится гордостью и восторгом.