Мужчина для Ани

— Вот уж действительно географическая тайна… Даже Паганель ничего не смог бы сделать. Разве что Сенкевич. Ну да ладно. Что дальше, господин Старостин?

А дальше образовался тупик. Ни на один из тридцати с лишним вопросов, поставленных Купцовым, «гений» ответить не сумел.

***

Когда Купцов понял, что больше ничего не добьется, он закурил, посмотрел на Старостина долгим, скучным взглядом и произнес:

— Зря вы так, Антон Евгеньич, зря… Сняли бы грех с души, разоружились перед партией полностью.

— Что? — воскликнул Старостин. — Перед какой партией?

— Крайне правых судаков, — раздался в ответ голос Петрухина из прихожей.

Вслед за этим дверь распахнулась, Дмитрий решительно вошел в комнату, пересек ее и наотмашь ударил Старостина по лицу. В руке у Петрухина был зажат небольшой черный предмет.

— Ах! — сказал Антоша, отшатнулся и закрыл лицо руками.

— Руки! — закричал Петрухин. — Руки убрать! Смотреть мне в глаза!

Он кричал, нависая над Старостиным, и хлестал его по лицу черным предметом. Удары были несильные, скользящие, но сыпались часто, и Антону было страшно и больно. Или, по крайней мере, ему так казалось. Из разбитой первым ударом губы слегка сочилась кровь, но Антону казалось, что крови очень много, что все лицо в крови…

Было очень страшно.

— Руки! — кричал Петрухин. — Смотреть на меня! На меня смотреть, падла!

Кричал Петрухин очень расчетливо — так, чтобы воздействовать на Антона, но — одновременно — не насторожить соседей за хлипкими стенами «трущобы». Он имитировал ярость и был спокоен. Он работал.

Петрухин оторвал руку Антона от лица, прижал ее к стене и еще раз шлепнул «гения» по губам.

— Эту? — закричал он. — Эту записную книжку у тебя, гандон, украли?

Только теперь Старостин увидел, что предмет, которым его хлестал Петрухин, — его же, Антона, записная книжечка. Старая, пухлая, потертая записная книжка…

— Отвечай быстро, падла, когда тебя спрашивают, — продолжал давить Димка. — Эту книжку у тебя украли?

— Эту, — кивнул головой Старостин. Петрухин снова замахнулся — Старостин отпрянул, втягивая голову в плечи, — но не ударил, а издевательски рассмеялся и сказал:

— Урод… она же лежала у тебя на подзеркальнике. Ты за кого нас держишь, сучонок?

— Я, видите ли…

— Ты кому, сука, мозги крутишь? — перебил, не слушая, Петрухин. Сейчас у него была простая задача — запугать, «закошмарить» Антона и перепроверить то, что он уже рассказал Купцову… Не исключено, что «под прессом» Старостин еще что-нибудь вспомнит. Такое случается. Особой надежды на это, правда, не было, но и не попробовать представлялось глупостью.

— Леонид Николаич! — жалобно позвал Антон.

— Ну что еще? — недовольно отозвался Купцов.

— Леонид Николаич! Я же вам все как на духу…

Э— э, голубь… Теперь-то веры вам нет. Раз уж солгали про записную книжку, то, может статься, и про все остальное солгали.

— Да я…

Петрухин снова ударил Антона записной книжкой по лицу и выкрикнул:

— Руки! Руки под «браслетки» давай. Старостин понял, вытянул вперед руки, и Дмитрий защелкнул на них наручники… Тяжела судьба гения!

***

Спустя еще полчаса партнеры покинули квартиру Старостина. Ничего нового из Антона вытянуть не удалось.

…Пока Петрухин работал с Антоном своими методами, Купцов тщательно изучил записную книжку и даже выписал из нее несколько телефонов. Затем он позвонил Константину Янчеву, представился сотрудником милиции, договорился о встрече. Леонид звонил из прихожей, сквозь дверь до него доносились «зверский» голос Петрухина и жалкий лепет Старостина. Купцов договорился с Янчевым о встрече и теперь, закурив, разглядывал свое собственное отражение в битом зеркале. Он докурил сигарету, аккуратно затушил ее в прямоугольной консервной банке из-под шпрот, встал и вернулся в комнату.

Увидев его, Петрухин «совсем озверел». Он резко поднял Антона с дивана. Затрещал ворот рубахи.

— Я тебя, падла, сейчас убью, — выкрикнул Петрухин и легонько стукнул Антона об шкаф.

— Дмитрий, — строго окликнул напарника Купцов.

— Леонид Николаич! — воскликнул Старостин. Купцов сейчас казался ему спасителем.

— Отставить, капитан, — скомандовал Купцов, и Петрухин «неохотно» отпустил свою «жертву».

Антон плюхнулся на диван, скрипнули пружины. Допрос, построенный на противопоставлении «злой» полицейский — «добрый» полицейский, — прием древний, как сам сыск, рутинный, но, невзирая на свою древность, по-прежнему эффективный в отдельных случаях. В первую очередь это относится к людям неискушенным, слабым, впечатлительным. Антон Старостин идеально подходил под эту категорию.

— Отставить, капитан, — скомандовал Купцов. — Выйди вон.

Петрухин вышел. Леонид снял со Старостина наручники, угостил сигаретой и прогнал его по кругу в третий раз. С тем же самым результатом, что и в первый… Теперь окончательно стало ясно: Старостин рассказал все, что знал. После этого партнеры покинули берлогу нечаянного наводчика.

Глава четвертая ОРМ