Мужчина ее мечты

— Как была красавица, так и осталась. Как будто вчера виделись на занятиях и не прошло столько лет, — негромко проговорил он, делая шаг мне навстречу.

— Здравствуй, Макс, — прошептала я.

— Здравствуй, Лерка, — выдохнул он и крепко-крепко меня обнял.

Его серый пиджак, как и когда-то давно, пах сладким одеколоном и сладковато-горьким табаком. Макс всегда много курил. Я тоже обняла его и — все-таки ненормальное существо человек — все время думала, куда приткнуть бокал с коньяком…

Глава 12

Вероятно, деньги всегда были мерилом всех вещей для значительной части населения планеты. Но никогда я не чувствовала это так остро, как в тот период разброда и смуты.

Впрочем, и смута, и разброд, и кровавые трагедии не новость для России. Таких периодов в ней приходится по нескольку на столетие, и каждое поколение успевает пожить в «интересное время». (Есть такое знаменитое китайское проклятие: «Чтоб тебе родиться в интересное время!»)

Не успел Ельцин спрыгнуть с танка, как самые сообразительные просекли, что прошлого не вернуть, но это не значит, что будущее не открывает новые неохватные перспективы. Из России и республик бывшего Союза на Запад хлынул золотой поток. Не утверждаю, что он не струился в том же направлении и прежде, однако величины явно несопоставимы. Говорят, что мы всегда страдали гигантоманией: у нас строили самые большие в мире заводы, электростанции, вертолеты и корабли. И даже микрокалькуляторы у нас были самые крупные в мире. Полагаю, что в стремлении вывезти из страны все и еще чуточку больше наша гигантомания выразилась особенно ярко. В полной мере этот процесс я не осознаю и сейчас, и именно неосознание позволяет сохранять рассудок. Руководящие лица стали остро нуждаться в надежных и многажды проверенных людях, которым можно бы доверить то, что умыкнули у государства. Насколько я понимаю, самой распространенной оказалась ситуация по сценарию — «вор у вора дубинку украл». И «все это было бы смешно, когда бы не было так грустно».

Профессиональные, прекрасно обученные, тренированные бойцы охраняли золотые караваны. Кто-то вовсю торговал оружием, кто-то — драгоценностями, антиквариатом, произведениями искусства (говорят, нечто подобное наблюдалось в двадцатые годы). Кто-то вывозил платину, иридий, ртуть, уран и плутоний. И каждому из власть имущих требовалась небольшая армия.

К тому времени Уэсуги уже подготовил отряд «Фудо-мёо» для самостоятельных операций. Бойцы там собрались на подбор, но особенно японец выделял Макса Одинцова — вечно улыбающегося, неунывающего крепыша.

У нас с Максом сложились вполне дружеские отношения, подкреплявшиеся тем, что он восхищался Нобунага и уже одним этим был мил и любезен моему сердцу. Пожалуй, Макс — единственный человек, который находился в курсе моих сердечных дел. В ответ он регулярно посвящал меня в подробности каждого своего нового романа, что гарантировало постоянное поступление свеженьких новостей с любовного фронта. Именно он представлялся мне тем настоящим другом, с которым суждено долгое будущее и на которого можно будет положиться даже много лет спустя. И именно о нем я более всего беспокоилась, когда стало известно, что отряд «Фудо-мёо» отправляется в загранкомандировку со спецзаданием. Так именно нам и сказали, будто спецотряд мог отправляться куда-либо с целью поправить пошатнувшееся здоровье, подзагореть малость или полюбоваться тамошними достопримечательностями. Это был безумненький период моей жизни.

Жорж отсутствовал около полугода. За этот срок внутри меня успело образоваться некое пространство пустоты. Любовь уже не могла заполнить его целиком, потому что одно дело ждать мужа с войны, а другое — бесконечно встречать и сразу же провожать на какой-то бессмысленный подвиг во имя черт знает чего. Если бы в свое время Жорж не предложил мне работать в органах, если бы я питала хоть какие-нибудь иллюзии, полагая его кем-то вроде Штирлица… Возможно, было бы значительно легче прощать ему мое постоянное одиночество, тоску и горькие мысли о том, что вот сейчас, именно в эту минуту, с ним может что-то случиться, а я даже не заподозрю о беде.

Некогда именно я не хотела оформлять наши отношения официально, полагая, что это может серьезно отразиться на карьере любимого мужчины. Именно я не считала и до сих пор не считаю штамп в паспорте гарантией того, что супружеский союз окажется крепким и долгим. Но теперь мне постоянно приходило на ум, что в случае чего даже не мне вручат небольшой листок с извещением о гибели при исполнении служебных обязанностей. Или о смерти от инфаркта миокарда (такие повестки вручали значительно чаще). По-моему, почти все сотрудники, независимо от возраста и состояния здоровья, умирали от «внезапного сердечного приступа».

Пространство пустоты — страшная штука. Постепенно оно высасывает душу, и однажды обнаруживаешь, что тебе даже лень думать о плохом. Это своеобразная защитная реакция организма на постоянную боль, и вполне отдаешь себе отчет, что происходит на самом деле, но это не имеет уже никакого значения.