— Но вот чего я никогда не прощу твоему отцу, так это того, что он отдал меня своему брату. Как ненужную игрушку, как старый башмак, как надоевшую любовницу. Я не вещь, орк, и никому не позволю решать за меня, с кем мне быть. И не смей мне говорить, что он хотел как лучше! И я не хочу знать, как он раскаивается! Тогда он сделал выбор за нас двоих, я его приняла и пережила. А он….он повел себя как глупый мальчишка, сначала оторвавший у бабочки крылья, а потом горько плачущий, что она не может летать. Вот поэтому я не хотела его видеть и говорить с ним. Мужчина, по трусости отказавшийся от своей женщины, не достоин моего прощения. И еще, спроси у своего отца, как бы он жил, прими я предложение его брата. Смирился бы он или совершил братоубийство? Потребуй у него ответа, Орк-что-хочет-моей-смерти, а потом выноси свой приговор!
Я видела, как ему больно…как тяжело слушать правду…как мне хотелось облегчить его ношу и переложить тяжесть на свои плечи, но вторая, ранее не известная мне часть души, не позволила этого сделать:
— И в бедах твоей матери виновен Иршерд, а не я. Вернее, они оба виновны. Про него я все сказала, а твоя мама…она никогда не любила отца. И она не имела права оставлять тебя. Она слабая женщина
— Да как ты смеешь так говорить о моей матери! — хлесткая фраза не хуже пощёчины обжигает меня, но я не привыкла отступать.
— Твой выход, сестра, — тихо прошелестело в голове, и незнакомка пропустила меня вперёд.
— Смею! — кричу в ответ, — и едва слышно добавляю — если бы я любила…
Но он не дает мне договорить:
— Да что ты можешь знать о любви! Ты, проходящая по чужим жизням, как ураган, оставляя за собой одно разрушение! Что ты можешь знать об этом?
В ответ на это у меня внутри что-то лопнуло. Горячее, обжигающее, поднимающиеся из самых глубин души и сметающие все на своем пути. Голос спокоен, разум холоден, сердце…сердце рвется на части и кричит в такие жестокие глаза:
— Смею! Слышишь меня, Тот-кто-ищет-виновных! Если бы я любила, то перевернула бы небо и землю, но добилась ответа! Это только с мертвыми нельзя бороться, их место в сердце живым никогда не занять, а со всеми остальными можно биться за счастье! — мой голос набатом гремит среди спящего леса. С отчаяньем загнанного зверя я пытаюсь достучаться до заледеневшего от многолетней обиды сердца:
— Я бы никогда не позволила своему мужчине растрачивать свою жизнь на воспоминания о прошлом! И тем более ни за что не позволила отнять у меня сына. Я бы нашла способ забрать своего ребенка и скрылась, да так, что меня бы никто не нашел. И поверь, мой сын никогда бы не чувствовал себя обделенным материнской любовью и не вырос в озлобленного мужчину, перекладывающего вину родителей на чужие плечи! И ты можешь разрезать меня на куски, но от этого ничего не изменится, моя смерть не вернет тебе мать и не заставит отца жить настоящим. Мне жаль тебя, орк, ты живешь в ненависти, ничего не замечая вокруг.
— Не смей меня жалеть! — ревет мой обвинитель, и я вижу, как в его руке появляется кинжал.
Но страха нет, в конце концов, я уже умирала, зато есть бесшабашность, пузырьками шампанского вдруг заигравшая в крови. Как хмельная, подхожу мужчине, кладу ему руки на плечи и, пьянея от собственной смелости, шепчу в упрямо сжатые губы:
— Ты снился мне каждую ночь, и это тебя я искала в безликой толпе.
Он дернулся, как от удара, а я, прижавшись щекой к его груди, прошептала:
— Запомни, ничто и никогда не происходит просто так. Судьбой было записано, что мы встретимся, и та встреча душной ночью в Акконе была лишь прологом к этой. Я люблю тебя, орк, я твоя женщина, и этого не изменить. А ты. ты обречен любить меня. Мы созданы друг для друга. И я не боюсь это сказать, и рано или поздно ты признаешь мою правду.
Слышу, как от этих слов забилось его сердце. Поднимаю взгляд и вижу, как глаза цвета изумруда темнеют, слышу его судорожный вздох и обреченное:
— Что ты со мной делаешь, Избранная…
А дальше…Поцелуй, обжигающий нервы…мой хриплый стон…тяжелое дыханье…бешеный стук сердец…рвущаяся под руками одежда…холод травы и пылающие тела…качающиеся в небе луны…и осознание — так правильно, так должно быть…И его властное: Запомни мое имя — Оршер.
И мое еле слышное:
— Я попробую…
*
Ежась от утренней прохлады, я сидела у подернувшегося пеплом костра и смотрела на спящего мужчину. Даже во сне, на его лбу залегала суровая складка, а сам он был похож на притаившегося хищника. Такой близкий и такой чужой. Назначенный мне судьбой, но который никогда не будет со мной. Я до рези в глазах вглядываюсь в любимое лицо, стараясь запомнить каждую черточку навсегда. Слез нет, я не имею права на них. Это потом будут истерики, боль, летящая в стену посуда, бессонные ночи, а сейчас…сейчас я хочу украсть у судьбы еще несколько минут счастья. Не хочу думать, как буду жить без него, не хочу знать, что ждет нас впереди. Гоню от себя мысли, что через несколько часов превращусь в старуху-ростовщицу, перебирающую как закладные записки, минуты нашей близости.