Да и о чём тут говорить?
Я пытался поставить себя на место родителей. На место матери или (с большим успехом) на место отца. Понял только одно: мне не хотелось бы оказаться на их месте.
С другой стороны, о чём рассуждать?.. Кого судить?.. Какие у меня права порицать?.. Ни малейших прав.
Так жизнь распорядилась. Утрите слёзы, господа!
12 июля. День рыбака. Губернский Город. Набережная Луначарского. Вечер.
Примерно через двадцать лет, после описываемых событий.
Солнце стремится к горизонту. Чайки пикируют в воду. Благодать.
В зарослях акаций и кустах жасмина кипят страсти. Молодые торопятся жить.
Пивное счастье в лице оранжевой бочки распродаёт остатки напитка. Объёмная продавщица строго следит за порядком. Страждущие горожане (не)терпеливо выстроились в очередь. Мы упредительно взяли бутылочного (по паре) и пренебрежительно поглядываем на "бочковых бойцов". Они отвечают нам здоровой человеческой ненавистью.
Из динамиков гундосит Утёсов:
– Я помню эту песню! – говорит Александр Раевский. Мой приятель и хороший товарищ. – У меня был роман под эту мелодию. Честно. Знаешь, как я волновался…
– Представляю! – хохотнул я. – Тебя всегда любили бабы. Она была вдовой, имела родинку под носом и четверых детей. Тебя очаровали её выдающиеся формы и мерседес последней модели…
Мне хотелось шутить. Балагурить.
– Ничего подобного.
Саша оставался серьёзен.
– Это была грустная история… Грустная для меня… И для неё.
Он рассказал про себя и про Лену. Про сталинку, и много чего ещё.
Оказывается, свадьба состоялась. Роскошная свадьба в лучшем городском ресторане. Шампанское лились рекой, гости кричали "Горько!", жених много раз целовал невесту. Невеста отвечала трепетной, нежной взаимностью. Отвечала искренно и жгуче.
Много танцевали, пели песни. И даже никто не подрался. Очевидно, без этого возможно обойтись на Руси.
Муж Лены, Слава, работал в торговой фирме. Продавал пылесосы… или стиральные машины… или газовые плиты? Нечто подобное. Это был в высшей степени добрый, надёжный, стабильный, любящий мужчина.
Лена устроилась в полиграфическую фирму. Через пару лет, она возглавила бунт. В нём участвовали все сотрудники фирмы (несколько женщин, плюс мужчина – печатник). Хозяину выразили вотум недоверие и скопом уволились. В одночасье. Основали собственное предприятие. Вроде бы купили печатный станок…
Более ничего не знаю. А врать не хочется.
Вдоль горизонта растянулась закатная оранжевая лента. Небо отражалось в море. Чайки уселись на воду. Город успокаивался. Лень расползалась по всякому живому организму. Рыбак выудил карпа. Крупного. Карп бился и всячески выражал негодование. Мальчишки побежали смотреть.
– А хорошо! – сказал я.
– Что именно? – уточнил Саша.
– Всё хорошо, – ответил я. – Что хорошо оканчивается.
Он согласился.
Попробовал бы он не согласиться… бродяга! ))
История вторая. Свадьба друга.
В Издательстве…
В Издательстве работала уйма народу, однако у меня не поднимается рука называть этих людей работниками. Во-первых, потому, что большинство из них были талантливыми бездельниками. Во-вторых, все причастные были яркими людьми. Личностями. Называть их работниками всё одно, что называть Майкла Джексона (например) певцом вокально-инструментального ансамбля. Формально это – правда, но, согласитесь, сквозит нечто унизительное в такой казённой формулировке. Другое дело: Король Поп Музыки. Притом именно так, с прописных букв, и с "Поп" в середине. То есть и Король, и Поп одновременно.
Мне отчётливо запомнилась одна личность по фамилии Дудак. Кажется, его звали Сергей. Подозреваю, что за именем в метрике писалось отчество, но ответьте, для чего нужны все эти глупые подробности при такой выразительной фамилии? Они явно лишние…
Дудак утверждал, что произносить его фамилию необходимо с акцентом на литеру "у". Мы старались. Но это не слишком спасало. Выручало, как фиговый лист. Стоило только языку оступиться в ротовой полости, и Дудак превращался в самого обычного…
Однако не станем говорить о грустном, тем более что судьба Дудака в Издательстве случилась краткой и выразительной, как след пикирующей звезды.