Мужчина и женщина

Произнеся это заклинание, она велела мне плюнуть три раза и трижды бросить себе за пазуху камешки, которые уже были заранее заворожены и завернуты в кусок пурпура; после этого она протянула руку, чтобы испытать мою мужскую силу. В одно мгновение мышцы подчинились приказанию... Старуха, не помня себя от восторга, воскликнула: - Смотри, моя Хрисида, смотри, какого зайца я подняла на чужую корысть!..

...Потрясенная явным оскорблением, матрона решила отомстить и кликнув спальников, приказала им бичевать меня. Потом, не довольствуясь столь тяжким наказанием, она_ созвала прях и всякую сволочь из домашней прислуги и велела им еще и оплевать меня. Я только заслонял руками глаза без единого слова мольбы, ибо Узнавал, что терплю по заслугам. Наконец, оплеванного и избитого, меня вытолкали за двери. Вышвырнули и Прокселену; Хрисиду высекли...

Улегшись в кровать, всю силу своего негодования я обратил против единственной причины всех моих несчастий:

Я трижды потряс грозную сталь, свой нож двуострый, Но... трижды ослаб, гибкий, как прут, мой стебель вялый... Трус сей, трепеща, стал холодней зимы суровой, Сам сморщился весь и убежал чуть ли не в чрево, Ну, просто никак не поднимал главы опальной...

Пока я таким образом изливал свое негодование, он на меня не глядел и уставился в землю, потупясь, и оставался, пока говорил я совсем недвижимым, стеблю склоненного мака иль иве плакучей подобен.

Из романа "Сатирикон" Петрония, римского аристократа времен Нерона

Наташа (снимая рубашку):

Смотри-ка, вот я обнажилась до конца и вот что получилось, сплошное продолжение лица, я вся как в бане. Вот по бокам видны как свечи мои коричневые плечи, пониже сытных две груди, соски сияют впереди, под ними живот пустынный, и вход в меня пушистый и не длинный и две значительных ноги, меж них не видно нам ни зги... И шевелился полумертвый червь, кругом ничто не пело, когда она показывала хитрое тело...

Наташа (надевая кофту):

Гляди, идиот, гляди на окончание моей груди. Они исчезают, они уходят, они уплывают, потрогай их дурак. Сейчас для них наступит долгий сон. Я превращаюсь в лиственницу.

Куприянов (надевая пиджак):

...Прощай дорогая лиственница Наташа. Восходит солнце мощное как свет. Я больше ничего не понимаю.

Он становится мал мала меньше и исчезает. Природа предается одинокому наслаждению.

Из пьесы обэриута Александра Введенского "Куприянов и Наташа" (1931 г.)