Мужчина и женщина

Таким вот оказался итог моих первых пятнадцати семейных лет. Я дал себе слово никогда больше не встречаться с этой женщиной и сдержал его. Правда, недавно я увидел ее случайно, на поминках общего давнего знакомого, и ужаснулся. С трудом узнал я в безмерно толстой обрюзгшей старой даме е клочками ярко крашенных хною волос на голове и с вытаращенными базедовыми глазами ту молодую и энергичную Томилу, которая была первой моей любовью и матерью моих любимых детей. И подумал я: да, трудно, тяжко достался мне этот развод, будто жилы мне тогда перервали, но, значит, так было надо, чтобы судьба увела меня от чудища, внешний облик которого сравнялся, наконец, с его внутренней сущностью!.. Так впоследствии я произнес хвалу своей горькой семейной участи.

Что же было после того? Я дал себе зарок - больше сердца своего ни в чьи женские руки не отдавать! И снял я тормоза со своей машины, и понесся с горочки без оглядки. Посудите сами: холостой, физически крепкий, материально безбедный мужчина, непьющий, специалист-военный в возрасте до сорока - и это при изобилии-то незамужних женщин и девушек вокруг. Но ведь и замужних, недовольных своим положением хватало. Что тут началось, какое колесо завертелось! Да ведь завращались вокруг меня действительно хорошие женщины, в самом деле достойные любви, жаждущие нормального человеческого счастья. А я никаких различий между ними не делал, может быть, по-своему мстил всему женскому роду за Томилу и, образно говоря, поехал на упряжке сразу из шестерых лошадей, да еще нередко менял по дороге коней одного на другого, а точнее - одну на другую. И сплошь да рядом бывало тогда, что за одни сутки встречался с двумя-тремя разными красавицами. Я был как оголтелый!

Продолжалось так месяц-два-три, полгода, и начал я чувствовать глубокое внутреннее беспокойство. Нет, дело заключалось не в физической усталости достаточно было отоспаться или оказаться в дальней командировке (где, впрочем, я тоже охулки на руку не клал), как спортивная форма, извините за выражение, полностью восстанавливалась. Неудобство носило внутренний характер: добрый человек, не желавший никому зла, я оказался источником и генератором жестоких бед. Вокруг меня хлестала кровища, происходили аборты, когда я хладнокровно заявлял трепещущей в ожидании своей судьбы женщине, что мне ребенок не нужен, а она, впрочем, пусть поступает сама как ей вздумается. Рушились чужие семьи, творились трагедии, и бывало, что гордые дотоле женщины зимними морозными ночами сидели неподвижно на скамейке под окнами моей квартиры или маялись на батарее в подъезде, но я не выходил и не пускал их к себе, потому что они были в каком-то пустяке виноваты. Одна молодая, прекрасная в первом чувстве женщина, двадцатипятилетняя машинистка из моей же конторы, убежала от мучений безнадежной любви, когда поняла, что я не женюсь на ней, в Норильск, но затем разорвала тамошний контракт и возвратилась - на новые свидания и на новые муки. И т.д., и т.п.

Отчего усугублялось ощущение серьезного внутреннего неуюта? От возрастающей тоски из-за тягостного внутреннего сходства всех этих столь разных, внешне столь непохожих женщин - из-за их сходства в практически нескрываемом эгоизме. Эгоизм этот, по-разному проявляемый, выражался в том, чтобы заставить меня служить их интересам, их целям, чтобы впрячь меня в ту упряжку, которая повлечет каждую из них к ее цели. Я нужен был лишь как средство. О том, что у меня есть свои цели, свои задачи, свои планы, своя жизнь, свои вкусы, наконец, своя индивидуальность, об этом не думала ни одна из них: нет, если любишь, то делай и поступай так, как ей требуется, как ей удобно... Я не мог не задуматься о том, что и для Томилы был лишь конем, который, покладисто помахивая хвостом, волочил воз с семейной кладью туда, куда ей было угодно. И все отпуска, и все культпоходы, и все гулевания устраивались тогда, когда ей это казалось удобным. Практически всегда все изначальные планы вынужден был перекраивать я. По доброте душевной я полагал, что долг любящего мужчины в том и состоит, чтобы потакать желаниям своей женщины, чтобы баловать ее. Да я и сейчас Так думаю. Но с одним уточнением: настоящие супруги или подлинно увлеченные друг другом мужчина и женщина должны взаимно потакать желаниям друг друга. Игра в одни ворота теперь-то я это знаю достоверно - точный признак душевной неразвитости и эгоцентризма.

Короче говоря, именно те смутные чувства, о которых я сказал, и целый ворох других причин, о которых, может быть, еще скажу, привели к тому, что однажды, когда я, услыхал от очередной женщины нечто совсем непохожее на речения остальных, я будто с налету о бетонный столб стукнулся и понял, что вот, наконец- то, мне встретилась она.