Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга первая

Теперь я могу сказать, что множество нуклеарных семей, в которых Жена выдвинется на первый план, рано или поздно, перестанут апеллировать к традициям, к «старшим», которые якобы наделены особой мудростью. Хотя мудрость эта в конечном итоге сводится к тому, что мужчина, муж, всегда прав, ему всё позволено, а женщина, жена, должна знать своё место. Тогда и будет высвобождаться пространство гражданского сектора.

А если в этом будущем между мужем и женой будут возникать конфликты

…а они неизбежны там, где сталкиваются две психологические бездны, к то муже отягощённые опытом своих семей…

то они в одних случаях будут находить способ непосредственно обсуждать собственные проблемы, в других обращаться к психотерапевтам и психоаналитикам, в третьих к юридически-правовым институтам, осуществляющим развод.

А всё вместе, это возможно только там, где сложились нормальные социальные институты. И гражданское общество, как один из его главных атрибутов.

И тогда – и только тогда – мы, наконец, придумаем слово жена.

И вся наша свадебная бизнес-индустрия, включая множество «Дворцов бракосочетания»

…у нас они лукаво называются «Домами радости» («Şadlıq evi»), наверно, чтобы за помпезностью спрятать свою унылость…

потерпят полное банкротство.

И рухнут в одночасье.

…жена как испытание для мужчины

Выше я говорил о разрыве с матерью, как единственной гарантии будущей полноценной любви. Если принять «материнскую плаценту» за метафору, то отнесём к ней любые формы покровительства и патернализма, включая наше доморощённое «дайы»[288]. Всегда сохраняется возможность к чему-то или к кому-то прислониться, за кого-то спрятаться, в случае чего кому-то пожаловаться. Во всех случаях главное не брать на себя всю полноту ответственности.

В нуклеарной семье не столько в значении посттрадиционной, сколько в значении городской, урбанистической, подобное становится невозможным. Семья ведь не просто суживается, не просто практикует отселение, она постепенно освобождается от атавистических (второстепенных, отвлекающих, размывающих) связей. Меняется социальная функция семьи в обществе, меняются личностные отношения мужчины и женщины, мужа и жены. Они, несущие в себе родимые «пятна» прошлых традиционных семей, должны найти в себе мужество (мужество «быть»), чтобы начать всё с нуля, не позволять кому-либо серьёзно вмешиваться в их жизнь.

Культивируемое в западном сознании почти императивное, «мысленно убей своего отца», совершенно не означает открытую враждебность между отцом и сыном, а только необходимость освобождения от власти отца, чтобы построить собственную независимую жизнь, тем более в обстоятельствах жизни, изменяющихся от одного поколения к другому.

…Можно привести множество примеров из западной интеллектуальной мысли и художественной литературы, которые сформировали подобное сознание. Одно из самых пронзительных, в этом ряду, письмо Ф. Кафки к отцу[289], в котором он признаётся в своём постоянном страхе перед отцом и о том, к каким последствиям в его дальнейшей жизни привёл этот страх.

Письмо Ф. Кафки, наряду с другими произведениями, как художественными, так и интеллектуально-теоретическими, сыграло огромную роль в понимании того, как опасно строить на страхе взаимоотношения людей, как в обществе, так и в семье. Думаю, что в опоре на это письмо можно многое понять не только во взаимоотношениях наших отцов и сыновей, но и в целом, в наших доморощённых нравах. Достаточно сказать о широко распространённом убеждении наших людей в том, что мы относимся к категории «гылындж мусульман». Но никто при этом не задаётся вопросом, во-первых, как может нормальный человек жить в постоянном страхе, в постоянной задавленности страхом, во-вторых, и, наконец, не задаваться вопросом, а в чьих руках будет дубинка («гылындж»).

И самое страшное, что это гнусное убеждение в том, что нас надо обязательно бить по голове, не вызывает даже маломальских возражений, многих, казалось бы, нормальных людей.

Подлинная нуклеарная семья с независимыми ролями мужчины и женщины возможна там и только там, где и мужчина, и женщина способны преодолеть своё «несовершеннолетие»[290],

…позволю себе воспользоваться кантовской метафорой, которую он относит к переходу к Просвещению, как, прежде всего, к отказу от опоры на авторитеты…

отказаться от постоянного пресса традиций.

Новые роли мужчины и женщины в полной мере способны раскрыться только там, где место традиции в широком значении этого слова заменят безличные социальные институты. И важным компонентом этих новых «ролей» станет гражданское общество с его атомарностью и огромными потенциальным возможностями, чтобы из этой «атомарности» в каждый момент времени складывались те или иные гибкие общественные образования.