Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая

Она не понимала, что они давно смирились, давно наступили «на горло собственной песне»[386], и уже не в состоянии расслышать не только ультразвуки, но и громкие раскаты фальши.

Вот тогда, может быть глупо, истерично, в тех границах, которые отведены ей мужским миром, понимая, что не сможет избавиться от пошлого и смешного, которые следуют за ней по пятам, она выбрала своеобразное арете, если не как способность побеждать, восторжествовать, то хотя бы как мужество остаться собой, в высоком значении этого слова.

«Мужества», на которое оказались не способны окружающие её мужчины.

Пьеса Ибсена «Кукольный дом»: Нора…

Феминистической, пусть с некоторой долей условности, следует назвать не столько «Гедду Габлер», сколько другую великую пьесу Ибсена, «Кукольный дом»[387]

…хорошая метафора для многих «домов», не только во времена Ибсена…

Нора жертвует всем во имя мужа, жертвует глупо, по-женски, в границах тех возможностей, которые оставлены ей мужским миром, но жертвует бескорыстно и самоотверженно. Первая мысль, которая возникает у мужа, когда он узнаёт о поступке жены, это не чувство благодарности жене за её самоотверженность, а его собственная честь.

Прежде всего, его волнует то, что подумают о нём окружающие.

Позволю себе процитировать отрывок из «Кукольного дома»: сцена между Норой и её мужем, сразу после разоблачения Норы.

«Хельмер (муж Норы)… Нет, нет! Это невозможно, чтобы это было правдой.

Нора: Это правда. Я любила тебя больше всего в мире.

Хельмер: Ах, поди ты со своими вздорными увёртками… О, какое ужасное пробуждение! Все эти восемь лет… она, моя радость, моя гордость… была лицемеркой, лгуньей… хуже, хуже… преступницей! О, какая бездонная пропасть грязи, безобразия! Тьфу! Тьфу!.. Мне бы следовало предчувствовать возможность подобного. Следовало предвидеть. Всё легкомысленные принципы твоего отца… Молчи. Ты унаследовала все легкомысленные принципы своего отца. Ни религии, ни морали, ни чувства долга…»

А потом, когда всё разрешится, когда Нора сбросит «маскарадный костюм», и решит уйти из дома, муж начнёт причитать:

«Хельмер: Нет, не надо вспоминать обо всём этом ужасе. Будем теперь только радоваться и твердить: всё прошло, прошло!»

И далее, когда Нора решит уйти от мужа, от детей:

«Хельмер: Нет, это возмутительно! Ты способна так пренебречь самыми священными своими обязанностями!

Нора: Что ты считаешь самыми священными моими обязанностями?

Хельмер: И это ещё нужно говорить тебе? Или у тебя нет обязанностей перед твоим мужем и перед твоими детьми?

Нора: У меня есть и другие, столь же священные.

Хельмер: Нет у тебя таких! Какие это?

Нора: Обязанности перед самой собой».

…Что возомнила о себе эта женщина, которая забыла, что она жена и мать, и заговорила об «обязанностях перед самой собой»…

Пьеса «Кукольный дом» вызвала во всей Скандинавии интерес к феминизму, но, как выясняется, далеко не у всех. Стриндберг ещё более укрепился в своём негативном отношении к женщине.

Мне остаётся только честно признаться, как бы поступил на месте Хельмера, мужа Норы, после разоблачения Норы. Думаю, не меньше Хельмера был бы напуган, что подумают, что скажут, окружающие меня люди. Или, ещё хуже, «мужчина я или тряпка», и всё в этом роде. Надежда только на то, что со временем поумнел бы, и не стал бы себя оправдывать. И ещё надежда на то, что ко мне отнеслись бы снисходительней, чем Нора к Хельмеру.

Может быть, потому что никогда не подчёркивал своих особых мужских качеств.

Может быть, потому что женщина, с которой разделил жизнь, была не похожа на Нору, была менее восторженной и более уравновешенной.

Может быть, потому что не в Скандинавии прожили жизнь. В другой стране. С другими нравами. Где известная доля лицемерия стала почти нормой.

…попытка итога в одной фразе

Подытожу вышесказанное в одной фразе, неизбежно очень длинной, неизбежно что-то замыкающей, а что-то размыкающей.