Не менее обязательным при заключении брака стали и особые наряды жениха и невесты. Их либо шили, либо покупали в специализированных салонах. Девушки, как правило, одевались в белые платья. Сегодня можно увидеть костюмы новобрачных того времени в нескольких художественных фильмах 1960-х годов. В белом платье с цветами в волосах предстает невеста физика Дмитрия Гусева Леля в фильме М.И. Ромма «Девять дней одного года». В комедии «Я шагаю по Москве» у юной новобрачной Светы довольно пышный наряд с фатой, а униформой жениха стал черный костюм с белой рубашкой и галстуком, вещь нарочито парадная. Покупка этого костюма – одна из важных сцен в фильме. Выбрав товар, герои острят по поводу того, как употребить костюм в обыденной жизни: «На работу ходить… и в театр прилично. И в гроб можно» (Кожевников 2001: 473). Бывали, конечно, ситуации, когда люди, решившие вступить в брак, противились соблюдению новой обрядности, считая, что белое платье для новобрачной – вещь не только непрактичная, но выспренно официозная. Е.Б. Рейн так описывал свадебный наряд своей первой жены: «Тесно облегающая абрикосовая кофточка из нежнейшего джерси на мелких пуговках и суперширокая стеганая юбка цвета темного кагора… парижский туалет» (Рейн 1997: 277).
Публичность брачной церемонии в городских условиях привела к тому, что на рубеже 1950–1960-х годов возникла новая практика проведения свадебного застолья в пока еще не многочисленных кафе и ресторанах. Писательница В.Ф. Панова, по-женски наблюдательная и чуткая к деталям, в одном из своих поздних произведений «Конспект романа» (1965) так описала модель формирования брачно-семейного союза, ставшую нормой к середине 1960-х годов: «Подали заявление в загс, накупили разных вещей в магазине для новобрачных, зарегистрировались во Дворце Бракосочетаний, справили свадьбу в ресторане…» (Панова 1983: 556). Новая традиция оказалась дорогой, и поэтому большинство горожан при организации свадеб в ресторанах договаривались о возможности принести спиртное, купленное в магазинах. К сожалению, подтвердить эту практику документально пока не представилось возможности, но на уровне бытовой памяти советских граждан она отчетливо зафиксирована. Конечно, как и в ситуации с обязательным, поощряемым властью дресс-кодом жениха и невесты, у людей, несклонных к слепому следованию предписаниям, будь то религиозно-этические обряды или новые модные ритуалы, процедура ресторанного свадебного пира вызывала иронию и раздражение. М.И. Ромм в «Девяти днях одного года» неслучайно вложил в уста свободолюбивой Лели реплику: «Нет ничего более глупого, чем сидеть невестой на собственной свадьбе» и затем шутку: «Товарищи, мы вас разыграли. Мы вовсе не женимся. А стоимость ужина будет удержана из зарплаты» (Годы и фильмы 1980: 299). Ленинградский поэт-шестидесятник Д.В. Бобышев свою регистрацию во Дворце бракосочетаний и всю последующую свадебную процедуру называл испытанием «пышной пошлостью» (Бобышев 2003: 258).
Тем не менее власти всячески стремились укрепить в сознании советских людей, и в особенности горожан, необходимость торжественной и пышной регистрации брака с обязательным дресс-кодом и богатым застольем. Образец такой свадьбы продемонстрировала в ноябре 1963 года первая «космическая пара» – космонавты В.В. Терешкова и А.Г. Николаев. Регистрация брачного союза прошла в московском Дворце бракосочетания, располагавшемся на улице Грибоедова, в бывшем особняке, построенном в 1909 году архитектором С.В. Вознесенским. Невеста была в пышном белом платье и фате, с букетом белоснежных хризантем, жених – в черном костюме. В ходе регистрации, сопровождавшейся подписанием брачных свидетельств, обменом кольцами, ритуальными поцелуями, молодых поздравили председатель Моссовета, представители ЦК ВЛКСМ и Министерства обороны, родственники, друзья. Затем свадебный кортеж, состоявший из самых роскошных автомобилей того времени – двух «Чаек» и нескольких черных «Волг», – отправился на праздничный ужин во Дворец приемов правительства.
Свадьба В.В. Терешковой и А.Г. Николаева являлась публичной презентацией новой советской обрядности, задуманной как антипод религиозным традициям. Этот обряд становился социально значимым актом, свидетельствовавшим, как казалось, о росте атеистических настроений. Действительно, в городской среде факты проявления обыденной религиозности фиксировались все реже и реже. По данным 1959 года, в Ленинграде венчались примерно 3 % всех молодоженов, а в 1966 году – уже менее 0,1 % (Ленинград в восьмой пятилетке 1979: 249).
Изменения в процедуре заключения браков, произошедшие в период хрущевских реформ, подытожил новый брачно-семейный Кодекс 1969 года. В статье 14 документа указывалось: «Заключение брака производится торжественно. Органы записи актов гражданского состояния обеспечивают торжественную обстановку регистрации брака при согласии на это лиц, вступающих в брак» (Кодекс о браке и семье РСФСР 1969: ст. 1089).