Страна вступала в эпоху «сталинской культурности», когда на фоне «большого террора» развивался традиционалистский откат в сфере гендерных отношений. Стиль унисекс, со свойственным ему демократизмом, в целом диссонировал с нарочитыми сталинскими образцами мужественности и женственности. Но даже в тоталитарной повседневности можно было заметить его завуалированные проявления. Это так называемые английские костюмы у женщин – своеобразный вид официальной одежды. Искусствовед М.Ю. Герман вспоминал заведующую кафедрой марксизма-ленинизма в Ленинградской академии художеств в начале 1950-х годов, даму с «обликом генеральской жены (каковой и являлась) и повадками лагерной надзирательницы. Она носила исключительно ответственные костюмы только двух цветов: красного и зеленого» (Герман 2000: 198). Примерно в таком же стиле известный оператор Б.И. Волчек приодел свою дочь Галину, отправляя ее в актерскую среду после окончания школы. Темно-синий пиджак и юбку даже шили у мужского мастера, правда, лучшего в Москве в 1950 году (Райкина 2004: 30–31). Сразу следует оговориться, что английские костюмы женщины носили и во времена оттепели. Правда, их жакеты, как и мужские пиджаки, претерпели ряд изменений. И в том и в другом случае ушли в прошлое фигурные лацканы.
Смена политического курса повлияла и на распространение характерных признаков унисексуальности во внешнем облике советских людей. Сталинский гламур, отличавшийся помпезностью и тяжеловесной роскошью, был неотделим от женских завитых пышных причесок с коками. Старый член партии большевиков, работница одного из ленинградских заводов З.Н. Земцова вспоминала, как в середине 1930-х годов собиравшимся на торжественный вечер в Кремле женщинам по случаю празднования 8 марта было дано указание явиться на банкет «не нигилистками… с короткой стрижкой, а выглядеть женщинами» (Огонек 1989: 8).
Мужчинам вполне дозволялось носить пышные усы. Известный питерский исследователь, доктор исторических наук, профессор В.С. Измозик, правда, как-то рассказывал, что ему пришлось увидеть в архиве Выборга приказ, отданный командующим 70-й стрелковой дивизии Ленинградского фронта полковником А.А. Красновым в связи с преобразованием ее в ноябре 1942 года в 45-ю гвардейскую. В документе предписывалось всем мужчинам отрастить «буденовские усы», а женщинам – «сделать шестимесячную завивку (перманент)». Имперские тенденции, характерные для позднего сталинизма, в частности введение раздельного обучения девочек и мальчиков в средней школе в 1943 году, а затем в 1949 году – единой школьной формы, полностью копировавшей гимназическую, создали почву для благоприятного отношения власти к длинным женским волосам, но обязательно заплетенным в косы. Это конечно, в первую очередь касалось юных девушек. Иными словами, мощные тоталитарные тела («Девушка с веслом», «Рабочий и колхозница») должны были быть увенчаны не легкомысленными стрижками, а античными косами или пышными волнистыми волосами.
В 1950–1960-х годах косы как явный атрибут сталинского гламура потеряли свою былую привлекательность. Отчасти это произошло благодаря возврату в 1954 году к совместному обучению в школе. Ритуал школьного ухаживания – дерганье за косички – у многих девочек отбивал желание иметь длинные волосы. В официальном дискурсе, отраженном в советской периодике эпохи хрущевских реформ, короткая стрижка у женщин вновь стала расцениваться как знак самостоятельности, мобильности, молодости. Журнал «Юность» советовал «девушкам, едущим на новостройки или на целину, в места необжитые, косы срезать и носить короткую стрижку: это куда удобней» (Юность 1960: 76). А журнал «Работница» декларировал: «Сейчас модна короткая стрижка, она всегда молодит женщину» (Работница 1960б: 31). В новых прическах аккумулировались характеристики женской идентичности, освобожденной от обязательного выполнения своей природной функции – деторождения. Обрезание волос вновь, как в 1920-е годы, обрело символический характер демонстрации если не социального статуса, то жизненной позиции.
Безусловным признаком распространения стиля унисекс считается освоение женской модой брюк – традиционного вида мужской европейской одежды. Этот процесс, проходивший на Западе уже в 1920-х годах, в СССР начался только в середине 1950-х. В советском культурно-бытовом пространстве брюки как часть мужского костюма часто становились поводом для бурных идеологических споров. В 1920-х годах комсомольская общественность осуждала ношение брюк клеш. Ведь они представляли собой атрибуты уголовной субкультуры 1920-х годов, причудливо копировавшей внешний вид матросов первых лет революции. «С наружной стороны штанины, снизу делался надрез, в который вшивался клин из черного бархата» (Бондаренко 1992: 292).